– Я хотел просто поговорить с ней, убедить, что Мишка никогда не любил и не будет любить ее так, как я. Ленка – она удивительная. Сильная, смелая, такая живая! С ней рядом любой становится умнее, сильнее. С ней рядом просто стыдно быть хуже. А Мишка – он слабый. Нерешительный. Он ее недостоин.
Борис слушал молча. Нельзя было сейчас прерывать поток сознания. Тем более что диктофон в его телефоне был рассчитан всего на час непрерывной записи.
– И на дачу я ее привез, чтобы она какое-то время побыла со мной и поняла, какой я на самом деле. Она бы поняла!
«Больной, – подумал про себя капитан. – Он больной на всю голову человек».
– А она меня послала. Опять. Сказала, что я больной, что мне лечиться надо. И я сорвался, ударил ее. Она дала мне сдачи, мы сцепились, и я… Я…
– Вы свалились в трансформацию, – как по наитию, продолжил Коваленко. Его уже несло, мысль бежала вперед. – И набросились на нее уже зверем.
Мельников с ужасом смотрел на него.
– Отк-к-куда Вы з-з-знаете? – начав заикаться, спросил он.
– Принёс из лесу волчок! – рявкнул полицейский. – Дальше! Что было дальше?
– Я только раз ее ударил, – оправдывался обвиняемый. – Она сразу вырубилась, я отнес ее в заднюю комнату и оставил на диване, пока не очнется. А сам пошел поискать еды, я не мог сразу трансформироваться обратно, нужна была энергия, я слишком перенервничал.
«Какие мы нежные!» – снова мысленно прокомментировал Борис, а вслух сказал:
– Что ж Вы такое делали, что потеряли столько энергии?
– Было полнолуние, – виновато пояснил Олег. – Мне тяжело в полнолуние менять ипостась обратно в человека, тянет оставаться волком подольше.
– Не понимаю. Вы выживший? Это Ваш сообщник – урожденный?
Мельников быстро-быстро замотал головой, лоб и лицо его покрылись бисеринками пота.
– Нет, Вы не понимаете, не понимаете…
– Я так и сказал, – снова повысил голос Коваленко. – Я. Не. Понимаю. Объясните мне. Что произошло потом? Кто Ваш сообщник? Кто
Оборотень на полу затрясся при упоминании сообщника.
– Мне еще раз повторить вопрос? – уточнил Борис.
– Урожденный – я, – хрипло ответил Мельников. – А
Борис присел рядом, схватил Мельникова за рубашку на груди.
– Кто –
– Я не могу, не могу…
Борис тряхнул его еще раз и отпустил. Было противно.
– Ладно. Что было дальше?
– Пока я ел, она пришла в себя и попыталась сбежать. Видимо, от страха у нее помутилось в голове, и она зачем-то полезла в подвал.
В мозгу у Коваленко щёлкнуло. Конечно!
– Он вырвался и накинулся на нее, – продолжал Мельников. – Я спас ее, загнал его обратно и запер. А она – я не знал, что с ней делать. Я ухаживал за ее ранами, надеясь, что она выживет. Если бы она осталась жива, стала бы такой же, как и я, и мы были бы вместе. Она бы ушла от Мишки…
– Скотина, – не удержался Борис. – Какая же ты скотина! Вы же едва не убили ее!!! Уроды моральные!
Мельников молчал и дрожал, чем еще больше вызывал у Бориса гнев. Понадобилось какое-то время, чтобы успокоиться и суметь снова разговаривать нормально.
– Что было потом?
– Я периодически покидал дачу, мне нужно было вести обычный образ жизни. И в один из таких дней я вернулся, а Лены на даче не было. Я пошел по ее следу…
– В облике зверя, – перебил Борис.
– Да, я перекинулся, – подтвердил Олег. – Я пошел прямо за ней, она оставляла очень яркий след.
– Конечно, она кровью истекала, больной ты ублюдок! – снова не сдержался Коваленко.
Мельников, казалось, стал в несколько раз меньше, сжавшись в углу прихожей на полу.
– И как получилось, что ей удалось от тебя удрать?
– Мне помешали, – вскинулся похититель. – Там был еще один оборотень, незнакомый. Это была его территория, он был сильнее меня, и мне пришлось отступить.
Борис замер, словно его резко ударили по голове. Ему вспомнился его сон. Тот самый сон с продолжением, в котором он отбил жертву у другого волка. Неужели это было правдой? Он сел на пол рядом с Мельниковым, и это движение словно запустило в нем какой-то механизм. Он снова почувствовал в себе ту горячую волну, которая была самым началом трансформации, как он уже знал. В этот миг ему подумалось, что вот именно сейчас он может точно узнать, был ли это тот самый оборотень или ему всё-таки приснилось то, чему он столько времени не давал выхода и свободы. И он, почти не задумываясь о том, что делает, направил эту горячую волну не внутрь своего тела, а наружу, в другое тело, находящееся рядом.