Звери Стикса. Часть 1. Контрольная служба «Смерть»

Она выглядела иначе. Теперь вместо лохматого бесформенного одуванчика на голове ее красовалась стильная укороченная стрижка, полная острых уголков, воздуха и свободы. Сразу стали так заметны ее огромные, от природы подведенные светлым контуром глаза, обозначились острые скулы. Пепельно-белые локоны наслаивались друг на друга, создавали тени и объем. Одна единственная длинная прядь челки светлой искрой спускалась на правую сторону, слегка завиваясь на кончике, делая отчетливо заметной и привлекательной тонкую длинную шею и подчеркивая женственность своей хозяйки. Теперь все встало на свои места – такая форма гораздо лучше отвечала содержанию, по крайней мере, в той степени, в которой Фауст был знаком с девушкой.

– Что-то случилось? – наконец, Кира прервала молчание.

«Вот идиот»

– Ты что-то сделала с волосами? – выпалил пес. Кошка невольно улыбнулась и иронично сложила тонкие брови (внезапно ставшие такими заметными и выразительными).

– Да, я что-то сделала с волосами. Подстригла. Ну, знаешь, – ножницами. Ты за этим стучишься в половине десятого вечера?

– Да. То есть, нет. Это очень классно. Выглядит. Ты выглядишь очень классно. Правда.

«Все-таки идиот»

Кошка усмехнулась и сконструировала скептичность на лице (которое вдруг стало так очевидно миловидным, живым и ярким), но большие, подсвеченные естественной светлой обводкой глаза лучились и выдавали озорство и удовольствие. Пес собрал в кулак свою решимость и все-таки заговорил.

– Кира, я понимаю, что ты хочешь, чтобы все это поскорей закончилось, и я исчез из твоей жизни. Поверь мне – я этого тоже хочу. Очень. Но без твоей помощи я не смогу ни защитить тебя, ни убить эту тварь, которая тебя преследует. Я пришел мириться. И в знак примирения… эээ… возможного, примирения, если ты согласишься… приглашаю тебя поужинать вместе, – выпалил он на одном дыхании.

Кошка недоверчиво следила за этой сумбурной, наполненной непонятным ей смущением речью, слегка наклонив голову.

Он опять почувствовал неприятное ощущение, что не знает, куда девать руки.

– Ты так много не-матерных слов в первый раз в жизни говоришь?

На эту колкость он неожиданно обезоруживающе улыбнулся и как-то по–мальчишески пожал плечами.

«Все страньше и страньше…» подумала она. Но пес уже зажег своей чудной выходкой и такой непривычной неловкостью в ней самый главный двигатель – любопытство.

– Ладно. Есть я не хочу, но предложение разумное. Давай знакомиться заново. Только у меня одно условие: для меня самое главное – это честность. Так что не пытайся вызывать у меня больше симпатии, чем это нужно для пользы дела. Идет?

Фауст потупился. Он обрабатывал то, что она сказала. С одной стороны, она разбила вдребезги все его потуги ее очаровать, а с другой – она предложила облегчить задачу. Он решительно кивнул и посмотрел кошке в глаза.

– Идет. Я не самый приятный человек на свете, но постараюсь хотя бы перестать вызывать тошноту.

Она кивнула в ответ и, задорно тряхнув челкой, протянула руку.

– Кира.

– Фауст, – пожал ее пес и почувствовал, что тяжелая груда камней наконец-то ссыпалась с его плечей.

*      *      *

Он проснулся. Зверь в темноте открыл глаза и, прислушиваясь к ночным звукам, стал искать то, что разбудило его. Сегодня Кира осталась у Джекоба, своего парня. Он работал в каком-то министерстве и имел двухэтажный особняк в престижном районе. Она всегда оставалась у него, если бывала неподалеку. Бабье лето уже наступило, и спокойная безветренная ночь, усыпанная желтыми листьями, окутала улицы бархатным теплом. Зверь трусцой пробежался вдоль шоссе и обратно, мимо богатых, но однообразных аккуратных домов. Клацание костяных когтей далеко раздавалось по ровным асфальтовым дорожкам. Принюхиваясь и сканируя все вокруг черными глазами, он пытался определить, что насторожило его. Неслышно обошел дом, прислушался к сонной тишине внутри. Все было спокойным и умиротворенным. Даже мыши не шуршали в подвалах, а посапывали в своих мышиных домах. Фауст нахмурился и вернулся в машину. Что-то же его разбудило. Какое-то смутное беспокойство.

– Значит, вся семья… в одночасье, – он покачал головой. История жизни кошки действительно оказалась довольно печальной. – И ты ничего не помнишь.

– Ничего. Только уже потом, как училась. И то, обрывки.

– А тогда, ну на палубе… То, что ты видела было…

– Очень похожим на то, что я увидела в театре, да.

Фауст откинулся на спинку стула и задумался.

– И сколько раз в целом ты встречала эту штуку?

Кошка начала разгибать пальцы, из которых при этом показывались острые крюки когтей.