Зверинец

Внутренний голос, другой, не трусливой, а смелой Кати ругался – ты же взрослая женщина, возьми себя в руки! Она действительно обняла себя, будто пытаясь согреться. А потом, найдя наконец компромисс, нагнулась, приложив ухо к лакированному дереву чуть повыше замка.

Сначала было тихо. Затем напрягшийся слух уловил обычные звуки, которыми живет всякое немолодое здание. Ничего странного или опасного. Скрип перекрытий да завывание сквозняков в оконных рамах перебивало лишь Катино сиплое шумное дыхание. Горячее, жадное, оно сочилось голодной слюной и…

Зажав рот рукой, Катя отпрянула. Это не ее, вовсе не ее дыхание! Кто-то действительно стоит там, в темноте…выжидая, когда глупая маленькая Катя откроет дверь и высунет свою глупую маленькую головку в коридор, чтобы посмотреть, не ушел ли вольк, вольк, страшный вольк, страшный серый вольк… Скрипнула половица под ногой, и тотчас же в ответ из-за двери донеслось гортанное клокотание. По бетонному полу зацокали… когти? Этот урод что, собаку в подъезд приволок?

С бешено колотящимся сердцем Катерина пошла на кухню. Значит, этот подонок не ушел. Сидит там, на ступеньках, пускает пьяные слюни, сопит, как паровой катер. Может, он заснул? А как же собака? В нерешительности Катя пролистала «горячий список» телефонных номеров. Полиция, скорая, спасатели, аварийная служба, Юрка… Юрка. Палец ткнул кнопку набора раньше, чем разум попытался его остановить. Сгорая от стыда, мысленно ругая себя на чем свет стоит, Катя приложила трубку к уху, с надеждой вслушиваясь в далекие безразличные гудки.

– Да? – недовольно проворчал заспанный голос.

Он спал. Третий час ночи, и он, конечно же, спал. Не дома. От обиды защипало в носу и затряслась нижняя губа. Все это разом смыло одну мысль, назойливой мухой жужжащую где-то в подкорке. Не дающую покоя мысль о том, что тот, кто рычал за дверью, был гораздо, гораздо выше даже очень крупной собаки.

– Говорить будем или в трубку сопеть? – в последние месяцы, общаясь с женой, Юра терял терпение в считаные секунды.

– Юрочка, Юрка… – Обида и страх, объединившись, взяли верх над самоконтролем, выплеснулись наружу горьким плачем. – Ю-ур-ка-а-а…

– Хорош сопли жевать! Что случилось?!

Он старался говорить строго, но Катя чувствовала, слышала – муж волнуется. Переживает. Может, не из-за нее, но уж из-за детей точно. Как плотину прорвало, Катя вывалила на него весь накопившийся ужас, все бессонные ночи, всю недоласканность и недолюбленность. Сквозь слезы она жаловалась на неугомонных, сводящих с ума детей, на бессонницу, на одиночество, на пьяного психа, пытавшегося выломать дверь, на крепнущее желание напиться в стельку… А Юрка слушал не перебивая, лишь изредка вставляя неловкие извинения.

– Так, тихо, тихо, спокойно, – сказал Юра. – Он ушел? Где он сейчас?

– Ушел. – Катя трубно высморкалась в кухонное полотенце. – Не знаю. В дверь не долбит больше, но мне кажется, что он там, в подъезде. С собакой.

– С какой собакой?

– Откуда я знаю? – огрызнулась Катя. – С большой. Сидит там, рычит, я слышала.

Она помолчала, а потом выпалила жалобно:

– Юр, приезжай скорее! Я так устала, так перепугалась… я у тебя такая трусиха, да?

От этого попрошайничества Катя ощущала себя премерзко, но все же как хотелось услышать до боли родное: «Да, ты у меня…» У меня…

– Сейчас, такси вызову, – буркнул Юра. – Минут через пятнадцать – двадцать жди…

– Жду, – прошептала Катя.

Муж повесил трубку. Но еще до того, как палец его нажал на кнопку, Катя успела услышать заспанный женский голос:

– Опять твоя истеричка?

Вся кажущаяся связь пропала в мгновение ока. Ничего уже у них не склеится, ничего не станет как прежде. Но хотя бы плакать расхотелось. В этой квартире без того пролилось слишком много слез – детских, женских, обидных, злых, усталых. Катя чувствовала себя облитой отборными помоями. Нестерпимо захотелось помыться, встать под обжигающий душ и мочалкой содрать эту мерзость.

Катя прошлепала в ванную, на ходу скидывая халат, стягивая ночную рубашку и трусики. Перед тем как закрыть дверь, обернулась, разглядывая короткую дорожку из снятой одежды, будто кто-то срывал ее в приступе необузданной страсти. Но нет, страсти в этом доме не было уже очень-очень давно. Стараясь не смотреть на себя в зеркало, Катя шагнула в ванну. Задернув шторку, вывернула краны на максимум и села, обхватив колени руками. Так и сидела, среди воды и пара, подставив спину колючим струям. Она начисто забыла о времени. Даже вздрогнула от испуга, услышав щелчок замка в коридоре. Ворвавшийся в квартиру сквозняк мягко толкнул душевую шторку, словно кто-то провел по ней рукой с другой стороны.