Катя встала, выпрямляясь во весь рост. Тугие струи переползли со спины на затылок. Икры закололо. Сколько же она так просидела? Юрка сказал, минут через двадцать… Выключив воду, Катя ступила на холодный кафель. Наскоро вытерла голову, вышла в коридор, на ходу обматываясь полотенцем.
Красная куртка мужа висела на ручке шкафа. Катя со вздохом перевесила ее внутрь. Мимоходом обратила внимание на свежее пятно, огромной темной кляксой расплывшееся возле ворота. Стошнило Юрку, что ли? Голос, кажется, трезвый был. Хотя пойди там разбери по двум предложениям. Катя осмотрелась, ища обувь. Ботинок нигде не было. Зато были грязные следы, ведущие в спальню. Точно, пьяный.
Скривившись, Катя вернулась в ванную за половой тряпкой и быстро смахнула грязь с линолеума. Вымыла руки, натянула свежее белье. На минутку задумалась, не лечь ли сегодня рядом с Сережкой, но быстро отбросила эту мысль. Место жены – подле мужа, любила говаривать зануда-свекровь. Да и не выспаться нормально на крохотной полуторке, рядом с беспокойным ребенком.
Выключив свет, Катя пару секунд постояла, выжидая, пока привыкнут глаза. В комнате было светлее, чем в коридоре. Уличные фонари посылали в окна рассеянный желтоватый свет. Юрка лежал на диване, закутавшись в одеяло. То ли действительно спал, то ли прикидывался. Катя присела рядом, впервые за бесконечно долгую ночь почувствовав себя спокойно. Муж рядом, большой и сильный, с ним ничего не страшно. Вздумай кто барабанить в дверь, выйдет и руки переломает! На мгновение все обиды отошли на задний план, смытые благодарной нежностью. Неожиданно для себя Катя протянула руку и погладила любимую взъерошенную голову.
Пальцы наткнулись на что-то жесткое, неправильной треугольной формы. Грубые волоски кольнули подушечки. Лежащая фигура приподнялась, сбрасывая с себя задрожавшую Катину руку. Темный силуэт все поднимался и поднимался, заслоняя собой окно. Одеяло скользнуло на пол, остро запахло псиной и гнилым мясом.
– Ну давай, – негромко прохрипела темнота, – спроси, почему у меня такие большие зубы?..
Родительский день
– А где печенье?! Люсенька, ты взяла печенье? Я специально с вечера целый кулек на столе оставила!
Несмотря на пристегнутый ремень безопасности, Ираида Павловна повернулась в кресле едва ли не на сто восемьдесят градусов. Женщиной она была не крупной, в свой без двух лет полтинник сохранившей практически девичью фигурку, поэтому трюк этот дался ей без особого труда. Люся, глядя на метания матери, страдальчески закатила густо подведенные фиолетовыми тенями глаза и усталым механическим тоном ответила:
– Да, мама. Я взяла это долбаное печенье. – И в доказательство демонстративно потрясла перед остреньким носом Ираиды Павловны кульком, набитым коричневыми лепешками «овсянок».
– Мама, а Люся ругается! – хихикнув в кулачок, поспешил заложить сестру шестилетний Коленька.
– Не выражайся при ребенке, – не отрываясь от дороги, одернул дочь Михаил Матвеевич. Ночью по всей области прошел сильнейший ливень, и глава семейства вел машину предельно аккуратно.
– А конфеты?! Конфеты-то где?! – заполошно причитала Ираида Павловна.
– Не мельтеши, мать. В бардачке твои конфеты. Я их туда еще утром положил, знал, что ты забудешь.
Михаил Матвеевич даже в этом бедламе умудрялся оставаться невозмутимым, спокойным и собранным. Обхватив широкими грубыми ладонями руль, плотно обмотанный синей изолентой, он уверенно вел старенькую «Волгу» по разбитой, точно после бомбежки, загородной дороге. С виду машина была ведро ведром, но хозяина своего, водителя-механика с тридцатилетним стажем, слушалась беспрекословно. Зеленый рыдван гладенько вписывался даже в самый малый зазор, возникающий в плотном потоке автомобилей, таких же, как семейство Лехтинен, «умников», решивших «выехать пораньше, пока на трассе никого нет».
На этом семейном празднике жизни Юрка Кашин чувствовал себя пятым лишним. Поездка длилась всего каких-то двадцать минут, а он уже готов был выпрыгнуть на полном ходу на встречную полосу, только бы не слышать противного визгливого голоса мамы-Лехтинен и придурковатого смеха мелкого Кольки. С того самого момента, как, поддавшись Люсиным уговорам, Юрка позволил затащить себя в пахнущий хвойным дезодорантом и крепкими сигаретами салон, его не покидало ощущение, что он кочует с бродячим цирком.
– Господи, а термос-то мы забыли!
– В рюкзаке у меня твой долбаный термос.
– Не выражайся при ребенке!
– Мама, я хочу писяяяять!
– Мишенька, давайте остановимся, Коленьке пописать надо!