Звериное царство

Нож летит на пол и закручивается волчком. Анри подбирает его, добивает свинью, нагибается, поднимает сына намного выше, чем требуется, возможно, хочет напомнить: «Ты ничего не весишь и ничего не стоишь!» – и на детском запястье остаются кровавые следы.

Глаза Жоэля полны слез, он всхлипывает, икает.

«Прекрати сейчас же или получишь затрещину, это отучит тебя разнюниваться!»

Проходит много лет, и вот однажды Анри входит в ванную и застает младшего сына за бритьем. Он забирает у него бритву и начинает снимать пену с гладких щек и верхней губы, поднимает пальцем подбородок и ловит в зеркале испуганный взгляд. Закончив, вытирает лезвие и спрашивает:

«Скажи честно, парень, ты ведь знаешь, что я никогда не сделаю тебе ничего плохого?»

Эта невозмутимость, это равнодушие к животным вырабатывались тяжело и долго, но Жоэль все равно испытывает отвращение к процессу. Он молчит, потому что боится отца, но точно знает: что-то пошло не так. Они занимаются своим делом в сердце хаоса, механизм разладился, барахлит, шатается, отнимает у них все силы. Свинарник воспринимается как колыбель варварства, творимого людьми и миром.

* * *

Задолго до появления новых корпусов свинарника он питал отвращение к их связи со свиньями, к странности семьи, столько лет ни словом не вспоминающей Элизу, к заброшенной семейной могиле со старомодными хризантемами в горшках, к свободному месту под землей, готовому принять тело отца. Или его сыновей, которые вполне могут утонуть в навозной яме.

Пока ребята не ходили в школу и не видели, как ведут себя одноклассники, они не понимали, что их семья не такая. Двадцать лет, до появления в доме Катрин, Анри отказывался покупать телевизор. Мир являл себя им только через радио (отец иногда включал его), газетные заголовки (прочитанные в табачной лавке) и казался далеким, нереальным, грозным.

Заполните анкету. Фамилия, имя, профессия отца. Фамилия, имя, профессия матери.

Тайна окружала связь Сержа и Жоэля с Элеонорой. Она чувствовала к внукам сдержанную привязанность и никогда не оспаривала авторитета Анри, хотя после смерти невестки фактически стала мальчикам матерью. В детстве братья не задавались вопросами об одиночестве отца и фотографии в ореховой рамке на тумбочке в его спальне. А потом Анри застал Сержа за разглядыванием снимка.

«Это она, это ваша мать».

Серж вскочил, уронил рамку на пол, посмотрел на стоящего в дверях отца. Тот наклонился, подобрал фотографию, сел, похлопал ладонью по кровати.

«Иди сюда».

Они вместе смотрят на маленькую карточку. Анри указывает пальцем на ребенка в коротких штанишках, пробегающего мимо скамейки за спиной женщины.

«А вот это ты… И она. Возможно, ты помнишь. Она умерла, дав жизнь твоему брату. Я хочу, чтобы ты знал. Но не злись на Жоэля. Жизнь, малыш, похожа на огромную тачку дерьма. Придется тебе привыкать. Если однажды тебе захочется кого-нибудь упрекнуть – поговори со мной. Ясно?»

По сиплому, сдавленному голосу отца Серж понимает, чего ему стоит этот разговор, и робко кивает.

«А теперь убирайся, и чтобы я тебя больше здесь не видел!»

А вот братья идут по лесу. Собирают большие ветки и строят шалаш, напоминающий индейское типи[53], где прячутся от дождя. Серж сплевывает на землю и начинает взбалтывать веточкой пенный сгусток слюны.

– Знаешь, у нас была мама, но ты ее убил. Дама на фотографии. Она умерла из-за тебя, когда ты родился.

– Ты врешь, – не слишком убежденно отвечает Жоэль.

– А вот и нет. Не вру. Спроси у него. Он сам мне сказал. Вот и любит тебя меньше. Ну а чего, нормально… Я бы тоже хотел, чтобы ты не рождался, а она осталась с нами.

Мальчишки молча пережидают непогоду. Наконец небо проясняется, и свет пробивается сквозь напоенный влагой воздух.

– Пошли, – говорит Серж, беря Жоэля за руку, – покажу тебе.

Они дожидаются ухода Анри, на цыпочках поднимаются по лестнице, крадутся в комнату отца. Серж прижимает палец к губам: «Тихо, Элеонора услышит!» Они приближаются к шкафу, где хранятся материнские реликвии. Из открытых дверей вылетают бабочки моли и кружат по комнате, распространяя вокруг себя запах платьев, стареющих на плечиках. Дети ошеломлены и напуганы, Серж хватает лежащую на полке бабочку, и она мгновенно рассыпается в пыль.

– Видишь… – говорит он, повернув голову к брату.

Жоэлю было больше десяти лет, когда они снова устроили вылазку на чердак и нашли прямоугольную шкатулку из вишневого дерева, совсем простую, без позолоты, узоров и почерневшего от времени серебряного язычка защелки. Обычный ларчик крестьянки для «сокровищ».

Они сидят на корточках на пыльном полу, лучи вечернего света проникают через щели в черепице. Серж открывает шкатулку: в ложемент из бархата гранатового цвета вставлены два золотых обручальных кольца, одно с камушком, оба слегка помяты; рядом лежит браслет со сломанным фермуаром, три пары серег, а поверх всего – длинная прядь светлых волос, свернутая колечком. Братья долго смотрят на локон, осторожно берут, подносят к глазам. В полумраке чердака обесцвеченные временем волосы слегка светятся, мрак и забвение сделали их белее седины Элеоноры.