Ни на каком Caballero он, само собой, не мчится, капли дождя не стекают по лицу, дрожь возбуждения не передается телу от мотоцикла. Жоэль в свинарнике, среди скотины, скребет бетонный пол, и вселенной плевать на его грезы. Он принадлежит свинарнику, а не незнакомцам, кладущим руку ему на плечо в придорожном сортире или на задах автобусной станции, разрисованной неприличными граффити и исписанной дурацкими стишками. Жоэль всегда возвращается к свиньям с их бледной шкурой и глазами, обесцвеченными сумраком помещения, в котором они содержатся.
Они напоминают толстых пещерных зверей, гигантских голых кротов, живущих в плывунах, в глубине грота. Свиньи рожают через три месяца, три недели и три дня после случки, что аккуратно отмечается в графике поголовья (дата – идентификационный номер производителя – идентификационный номер матки – число случек: одна, две, три, четыре, пять, шесть – количество мертворожденных и живых поросят), а когда малыши покидают утробу матери, люди тут же забирают плаценту, чтобы мухи не снесли туда яйца. Высочайшая плодовитость свиноматок, достигнутая за счет селекции и скрещивания пород, имеет следствием рост так называемых «пергаментированных», или «мумифицированных», зародышей. Погибнув в матке, они высыхают, обызвествляются и рождаются жесткими, как дубленая кожа. В момент опороса человек обмазывает руку маслом, лезет внутрь свиньи и шарит там, желая убедиться, что тельце мертвого поросенка не закупорит тазовый канал. Появляются на свет и псевдомертворожденные, детеныши-дегенераты – таким сворачивают шеи или разбивают об пол головы – чахлые и тщедушные никому не нужны.
Анри достает сыновей разговорами о чистоте, угрозе болезней и их последствиях, бесконечных эпидемиях, которые дамокловым мечом висят над любым хозяйством, о микробах и бактериях, подобных одной из «египетских казней»…
Конечно, им никогда не удастся превратить свинарник –
Интересно, что сказал бы отец, узнав, что сын жаждет ласк себе подобных, что его возбуждают запахи их тел в печальных сумерках и при ярком свете, под металлическими небесами и в конце рабочего дня? Как бы он поступил, убедившись, что его мальчик пытается избавиться от желания, в праве на которое ему отказал глава семьи, что ему жизненно необходимо рассеять то отупение, в которое он погружается из-за работы? Как реагировал бы отец, услышав признание Жоэля: «Я хочу почувствовать себя живым, вот и брожу среди незнакомых хищников, которые ласкают друг друга в вонючих сортирах!»?
Реакция Анри была непредсказуема. Жоэль не поручился бы, что почувствует отец – страх или незнакомое доселе возбуждение, перестанет он с ним разговаривать или прочтет лекцию об опасных инфекциях, сопутствующих срамной любви (второе вероятнее, учитывая непримиримую борьбу с микробами, бактериями и вирусами, которую он ведет в свинарнике!)? Что, если патриарх насмерть перепугается «гнойной венерической инфекции» и навсегда изгонит его за пределы своих земель, из Долины? Жоэль жил в вечном страхе, как маленький мальчик в испачканных штанишках, незаконный сын, к которому отец не чувствует ничего, кроме пренебрежения. У них с Анри так и не установились настоящие мужские отношения…
Три месяца, три недели и три дня.
Свиноматки поросятся и месяц выкармливают малышей, потом их отнимают от груди.
Свинья попадает в группу незнакомых ей животных. Кормят и поят всех скудно и не по расписанию, чтобы усилить тревогу, спровоцированную расставанием с поросятами и нахождением в чужом месте. Свиньи инстинктивно стремятся установить иерархию. Они дерутся, толкаются, кусаются. Наносят друг другу раны, синяки, царапины, и стресс так силен, что начинаются гормональные сбои, а цикл случка – вынашивание – вскармливание повторяется пять-шесть раз. В конце каждую ждет бойня и разделка туши на мясо; с самых истощенных, страдающих от множества болезней или сломавших ногу между прутьями решетки, всего лишь сдирают шкуру.