Зверобой

Hutter had withdrawn to the stern of the scow, in order to steer, but, finding that the young men kept even strokes, and held the desired course by their own skill, he permitted the oar to drag in the water, took a seat on the end of the vessel, and lighted his pipe.	Хаттер пошел на корму, собираясь взяться за руль. Заметив, однако, что молодые люди и без его помощи идут правильным курсом, он отпустил рулевое весло, уселся на корме и закурил трубку.
He had not been thus placed many minutes, ere Hetty came stealthily out of the cabin, or house, as they usually termed that part of the ark, and placed herself at his feet, on a little bench that she brought with her.	Он просидел там всего несколько минут, когда Хетти, тихонько выскользнув из каюты, или "дома", как обычно называли эту часть ковчега, устроилась у его ног на маленькой скамейке, которую она принесла с собой.
As this movement was by no means unusual in his feeble-minded child, the old man paid no other attention to it than to lay his hand kindly on her head, in an affectionate and approving manner; an act of grace that the girl received in meek silence.	Слабоумное дитя часто так поступало, и старик не обратил на это особого внимания. Он лишь ласково положил руку на голову девушки, иона с молчаливым смирением приняла эту милость.
After a pause of several minutes, Hetty began to sing.	Помолчав несколько минут, Хетти вдруг запела.
Her voice was low and tremulous, but it was earnest and solemn.	Голос у нее был низкий и дрожащий. Он звучал серьезно и торжественно.
The words and the tune were of the simplest form, the first being a hymn that she had been taught by her mother, and the last one of those natural melodies that find favor with all classes, in every age, coming from and being addressed to the feelings.	Слова и мотив отличались необычайной простотой. То был один из тех гимнов, которые нравятся всем классам общества всегда и везде, один из тех гимнов, которые рождены чувством и взывают к чувству. Хетти научилась ему у своей матери.
Hutter never listened to this simple strain without finding his heart and manner softened; facts that his daughter well knew, and by which she had often profited, through the sort of holy instinct that enlightens the weak of mind, more especially in their aims toward good.	Слушая эту простую мелодию, Хаттер всегда чувствовал, как смягчается его сердце, дочь отлично знала это и часто этим пользовалась, побуждаемая инстинктом, который часто руководит слабоумными существами, особенно когда они стремятся к добру.
Hetty's low, sweet tones had not been raised many moments, when the dip of the oars ceased, and the holy strain arose singly on the breathing silence of the wilderness.	Едва только послышался приятный голос Хетти, как шум весел смолк и священная мелодия одинаково зазвучала в трепетной тишине пустыни.
As if she gathered courage with the theme, her powers appeared to increase as she proceeded; and though nothing vulgar or noisy mingled in her melody, its strength and melancholy tenderness grew on the ear, until the air was filled with this simple homage of a soul that seemed almost spotless.	По мере того как Хетти смелела, голос ее становился все сильнее, и скоро весь воздух наполнился смиренным славословием безгрешной души.
That the men forward were not indifferent to this touching interruption, was proved by their inaction; nor did their oars again dip until the last of the sweet sounds had actually died among the remarkable shores, which, at that witching hour, would waft even the lowest modulations of the human voice more than a mile.	Молодые люди не оставались безучастными к трогательному напеву: они взялись за весла, лишь когда последний звук песни замер на отдаленном берегу.