Зверобой

Каким был их последний разговор? Он случился на следующий день после той встречи в музее, после похорон отца. Они встретились где-то в центре, походили по мокрым от ночного дождя улицам. Было промозгло, после выпитого намедни клонило в сон. Ольга сказала: давай я тебе кое-что покажу.

Марьяна сказала: давай.

Они сели в такси и куда-то поехали, шины терлись об асфальт, как кошка об ногу хозяина.

Вышли у «дома с мозгами», у здания РАН – отец часто ездил сюда по работе, но кто скажет теперь, чем занимался.

Калитка была открыта, она и не знала, что сюда можно свободно войти, что внутри это здание расщепляется еще на несколько звеньев, что, если задрать голову изнутри двора, можно увидеть стеклянные пирамиды, и голова закружится от неба, которое в них лежит. Прошли насквозь – через сочленения дул крепкий северный ветер, как будто с моря.

Они спустились по лестнице и замерли у порога. Под ногами в туманной взвеси лежал огромный проснувшийся город. Над ним – вертолет, взбивающий электрический воздух.

«Вот что я хочу тебе показать».

Покажи мне все – все то, чему нет названия, потому что все слова, которые ты знаешь, здесь будут фальшивыми, лишними, лишенными смысла, потому что нет никого, кроме нас – запутавшихся, голодных, прямо с утра решившихся на короткое рискованное путешествие – и стоящих на этом ветру настолько отдельно друг от друга, насколько это вообще возможно.

«Вот что я хочу тебе показать, и я хочу, чтобы ты это запомнила».

Да уж поверь, я запомню. Как хочется удрать – вниз с парапета, и как хочется, чтобы это длилось вечно – секунда между тем, как ты толкнешь меня и шагом назад – в слепое пятно грязного асфальта.

Так думала Марьяна, но сказать это было нельзя, как будто эта тяга – подойти, встать и шагнуть – была вызвана чем-то другим, дефектом, который существует в ней, и только в ней.

– Дух захватывает, – созналась Марьяна, и непонятно, к кому она обращалась – к Ольге или к городу, который был просто фоном, декорацией для этой встречи.

– Мне кажется, нам нужно сделать перерыв, – сказала Ольга, глядя куда-то в башни Москва-Сити.

Вот сейчас бы и шагнуть – туда, где больше нет причин делать перерывы.

– Почему? – спросила Марьяна дрогнувшим голосом.

– Потому что мы зашли куда-то не туда. Это неправильно. Нужно остановиться.

Холод вонзился Марьяне в лопатки.

– Ты можешь просто объяснить, что тебя расстраивает, и я больше не буду этого делать, – попросила Марьяна. – Пожалуйста.

– Ты не сможешь этого не делать, – возразила Ольга. – Ты же не можешь перестать чувствовать.

– Тебе не нравится, что я так много чувствую к тебе?

Мне не нравится то, что я чувствую к тебе, должна бы сказать Ольга, но она поежилась в свободной кофте, постоянно спадающей с одного плеча, и сказала:

– Просто небольшой перерыв, ладно?

Что мы знаем о человеке, стоящем рядом? Что мы можем в нем понимать? Когда мы не объясняем ничего, мы оставляем другому право домысливать, фантазировать, придумывать нас. И это всегда ложь.

Должно быть, глупо, но Марьяна вдруг представила это колесо сансары – как будто каждую новую жизнь двое, предназначенных друг для друга, сквозь поля, горы и буераки ищут и находят, встречаются – иногда не в самых удачных воплощениях. И нужно переждать эту жизнь, и в следующей снова – искать. Может быть, выйдет получше.

– Я нашла тебя здесь как могла, – тихо сказала она, бросая сигарету в глубь города.

– Что? – спросила Ольга.

– Ничего. Пойдем.

Они вернулись на сиротливую улицу, засаженную кленами и тополями, коротко обнялись, стараясь не слишком касаться друг друга – как сквозь воздушную подушку безопасности, и пошли – каждая своей дорогой. Марьяна – в метро, Ольга – в такси.

Марьяна помнит, как все это начиналось, как горел Ольгин взгляд. Ее взгляд горел не по ней. По ней звенел колокол, звенел всеми церквями этого города, заполненного куполами. Наверное, если посмотреть на него из космоса, можно увидеть лишь позолоченные ножки перевернутых бокалов и черные маслины раскрытых зонтов.

Это лето будет дождливым, сказала ей много лет назад продавщица в секонд-хенде.

Марьяна отложила майку и купила свадебное платье: белое, в цветах, с полоской жемчуга на спине. С длинной мантией шелкового хвоста, на котором можно ехать по полу, если ты кошка или собака миниатюрной породы. Если ты хомячок.

Если ты хомячок, жаждущий свободы, не представляющий толком, на что она тебе сдалась.

Купила и написала Демьяну: «Со свадебным платьем решено».