В его тёмно-серых глазах заблестели насмешливые искорки. Вглядевшись, обнаружила, что его глаза удивительно живые, молодые. Присмотрелась к ним — и обнаружила, что этот мужчина потрясающе красив, но какой-то особой, внутренней силой, таящейся внутри его глаз.
— Садись, побеседуем, — он приглашающе кивнул на маленький овальный столик и два пустых кресла, точно такие же, как в комнате у белого Старейшины.
Почему-то я совсем его не испугалась, послушно села в кресло напротив его. Он придвинул другое так, чтоб нас разделяли шага три-четыре, сел, оперся локтём левой руки о стол, а ладонью — о подбородок.
— Ты весьма любопытная особа, — дружелюбно сказал незнакомец.
— Вы так считаете? — хмурюсь.
— В хорошем смысле, — подмигивание.
Почему-то мне не захотелось от него отодвинуться. С ним было уютно и тепло.
— Когда могу, наблюдаю за тобой. Была бы возможность — ходил бы за тобой по пятам, — он рассмеялся громко и звонко.
И я едва не засмеялась вместе с ним, такой обаятельный был его смех.
— Но я никогда прежде вас не видела, — удивлённо поднимаю брови.
— А ты не так смотришь, — мужчина подмигнул мне другим глазом.
— Возможно. А вы кто?
— Ну, что так официально? — незнакомец так поморщился, словно из его куска торта вдруг вылезла большая толстая жаба или с десяток мелких лягушат.
Чуть помолчав, поинтересовалась:
— А ты кто?
— А сама как думаешь? — мужчина рассмеялся, подождал и насмешливо осведомился, — Неужели, нет догадок?
Прислушалась к своим мыслям.
— Есть одна. Только она странная. Вы… ты опять будешь смеяться.
— И замечательно! Жизнь слишком тяжела, чтоб мы ещё и сами добавляли в неё грусти! — незнакомец сменил позу: выпрямился, упёрся ладонями в свои колени, — Ну, кто я?
Помолчав, спросила:
— Ты… Камилл Облезлые усы?
— Неужели, моё сокровище столь ужасно выглядит? — мужчина помрачнел и испуганно пощупал усы, но через мгновение громко расхохотался.
На этот раз я рассмеялась вместе с ним.
— Так что же привело тебя в наш мир, Вера? — спросил Камилл, внезапно став серьёзным, — Что ты искала на родине? Что не нашла там и захотела найти тут?
— Если бы я знала! Может, саму себя?..
— Найти себя настоящего порою очень трудно, — чернокрылый печально вздохнул, — Вера, на правах старого и занудного сморчка я дерзну дать тебе совет: не будь столь наивной. Ты слишком открытая. И первому встречному готова рассказать о самом сокровенном. Как бы твою откровенность не использовали против тебя.
— По-моему, я открываюсь только перед тем, кто не опасен.
— Гаад, значит, безобиден? — мужчина фыркнул, — Кстати, знала бы ты, кто сейчас с тобой говорит!
— Так ты — не тот Камилл?
— И тот, и другой, — усмешка.
В следующее мгновение хранитель надолго нахмурился и задумался. Я заговорила первая:
— А можно мне кое-что у вас спросить? Вам, как умершему, что-то должно быть понятнее, чем живущим.
— Так я ж не умер! — он едва не обиделся.
— Эррия и Гаад сказали, что вас уже нет!
— И как я тогда с тобой говорю?! Если меня уже не стало? — Камилл скрестил руки на груди, подался вперёд, впиваясь в моё лицо взглядом.
Отчего-то не испугалась, а расхохоталась. Он был какой-то добрый, весёлый и совсем не страшный.
— Так вы не умерли?
— Почему ж не умер? — мужчина опять прислонился к спинке кресла.
Вполне обычный разговор для сна, ровно как и эта неожиданная встреча.
— То есть, вы точно умерли, но при этом вы как-то есть?
— А как иначе-то? — он усмехнулся, — Мне других вариантов и не придумывается.
— И каким образом… тьфу, каким способом вы продолжаете быть?
Мужчина проворчал:
— Так получилось, что я слишком рьяно служил мирозданью, вот меня и вынудили вернуться. И одарили забвеньем. Уж не знаю, радоваться ли мне теперь или огорчаться? — он опять подался вперёд, — Скажи, а что с Эррией? Как ты с ней познакомилась?
— Если вы помните Эллу… Ну, Эррию. Что же забыли?
Камилл выдохнул с отчаяньем и болью:
— Её!
— Как так? — я сильно растерялась.
— Увы, не могу встретиться с тобой наяву! Точнее, не могу поговорить с тобой, потому что наяву не помню самого важного! А так-то мы уже несколько раз встречались. Говорили о всякой ерунде.
Вскочила.
— Когда? Где? Почему я этого не помню?
— Потому, что я теперь другой, — выдохнул Камилл с отчаянием и болью, — Только во сне могу пообщаться, помня всё самое важное, — мужчина вскочил, заходил вокруг стола, нервно пощипывая усы, — Вот только этот способ не самый точный. Он не даёт высказать всё, к тому же, мало кто поверит словам приснившегося человека! — тут хранитель шагнул в сторону, налетел на угол шкафа, потом продолжил бродить вокруг стола как ни в чём ни бывало, — Здесь у меня нет тела, рук, чтобы объяснить всё. Но засыпая, вспоминаю всё и мучаюсь. Впрочем, это слишком маленькая плата. Я пошёл против законов мирозданья, утаив самые важные воспоминания, скрыв их глубоко в душе. Или… Может быть, для души естественно помнить самое драгоценное?..
Камилл остановился, растерянно посмотрел куда-то вдаль.