– Это нам такие слова нипочём, – заметил секунд-майор Ерышев, – а мужику они как раз по сердцу приходятся. Вот потому они такие злые, и в рукопашной с этими солдатами «нового строя» справиться так сложно. Комиссары раздувают в душах их огонь ненависти к нам, господам-дворянам, да и к тем, кто им служит – чиновникам и даже простым солдатам. Одного только не хватало врагу – военной выучки, а теперь она у них, извольте видеть, есть.
– Да бросьте вы, Ерышев, – отмахнулся от его слов Самохин, так и не поднявшийся до ротмистра, хотя и продолжал командовать четвёртым эскадроном. – Какая, к чёрту, военная выучка! У кого? Рабочих? Крестьян? Мужиков-лапотников? Откуда ей у них взяться?
Ответом на его реплику послужили известия о падении Красноуфимска.
– И как вам это понравилось, господа? – спросил у нас сияющий, как новенький гривенник, Ерышев, поведавший нам о разгроме красноуфимского гарнизона. – Экая уловка? Не ждали такого от казачков маркиза Пугачёва, а?
– Вы что это такой довольный, Ерышев, – спросил у него Коренин, – будто не нашу крепость взяли, вы лично Пугачёва на аркане притащили к нам.
– Да нет, господа, – тут же смутился секунд-майор, – я просто как опровержение слов Самохина насчёт военной выучки.
– А дела, между тем, господа, весьма прескверные, – заметил Коренин. – У Пугачёва теперь не толпа мужиков-лапотников, а сильная, закалённая в боях армия. И он, скорее всего, рвётся к Казани. А на полковника Толстого я бы не особенно полагался.
– Отчего у вас такое недоверие к господину полковнику? – поинтересовался наш командир, входя в палатку офицерского собрания. – Он, вообще-то, на хорошем счету.
– Толстой из графов, белейшая из белой кости, – усмехнулся Коренин. – Он собирается пугачёвцев батогами разогнать. С таким настроением против нынешней армии Пугачёва выступать не стоит. Войск в Казани слишком мало, хватит только для того, чтобы город оборонять, а я уверен, что Толстой их за стенами держать не станет. Ему славы военной подавай, он захочет громкой победы в поле.
– Откуда вы так хорошо знаете полковника Толстого? – поинтересовался у Коренина Михельсон.
– Вы же знаете, что мы вместе учились в Корпусе, – ответил ротмистр, – и Толстой так быстро дослужился до полковника, благодаря исключительно своей фамилии и титулу.
– Ну, вы как скажете, господин ротмистр, – покачал головой Михельсон. – Толстой у вас получается этаким бездарем, что звания получает только за родовитость.
– Нет-нет, я, верно, не смог точно выразить свою мысль, – сказал Коренин. – Толстой не бездарен, а, скорее, высокомерен. Не ставит противника ни в грош. Это его и погубит.
– Что же, – задумался Михельсон, на которого произвели впечатление слова ротмистра, – будем надеяться, что вы недооцениваете полковника.
Однако Коренин оказался прав во всём. Отряд Толстого, вышедший из Казани был разбит, а сам он только чудом избежал плена. Два дня спустя были взяты предместья города и начался штурм кремля. А ещё день спустя к городу подошёл наш корпус.
Последний день на горизонте появились дымы – в Казани начались пожары. Это стало стимулом для нас, мы толкали коней каблуками сапог, солдаты старались шагать быстрее и даже пушки, как будто, скорее покатились. И остановились в десятке вёрст от города. Спать в ту ночь никто не ложился, до самого позднего часа в палатке командиров горела лампа – Михельсон, Мартынов, Самыгин и начальник корпусной артиллерии, обрусевший голштинец Фухтель, обсуждали план грядущего сражения.
Примерно о том же были и все разговоры в лагере. Все сомнения наши развеял сам Михельсон, ближе к полуночи вышедший из палатки. Оглядев горящие по всему лагерю костры и сидящих вокруг них солдат и офицеров, он укоризненно покачал головой и подозвал к себе трубача.
– Играй общий сбор, – сказал наш командир.
Тот поднёс к губам серебряную трубу и проиграл несколько чистых и звонких нот, знакомых каждому кавалеристу. И тут же премьер-майора окружили офицеры, стоящие в первом ряду, и солдаты на несколько шагов дальше.
– Завтрашний день нам на отдых, – громким голосом произнёс Михельсон, – атаковать будем после захода солнца. Наша главная задача – прорваться в кремль, на помощь гарнизону города. Пойдём двумя колоннами. В первой: карабинеры и драгуны, а также конная артиллерия. Я сам возглавлю её. Мы будем прорываться через позиции пугачёвцев с боем, оттягивая на себя как можно больше сил противника, и, главное, рабочие батальоны, а также, по возможности, казаков. Вторая колонна под командованием капитана Мартынова под прикрытием лёгкой кавалерии и с оставшейся артиллерией пойдёт кружным путём, к восточным воротам кремля. Там, согласно плану его укреплений, сосредоточено наибольшее число пушек, если что они прикроют вас, я, по крайней мере, на это надеюсь. А теперь, господа, – Михельсон намеренно не добавил слово «офицеры», – расходитесь и отдыхайте. Завтра подъём трубить не будут, часовых и кашеваров будить как можно тише. Приказ понятен?
– Так точно, – ответили все мы и разошлись по палаткам.