Звезда Любви

С досады он слишком сильно огрел несчастное животное кнутом и, заржав, лошадка рванулась вперед. Колеса пролетки заскользили было по мокрым бревнам, но тотчас выровнялись. Жюли бросила отчаянный взгляд вокруг: никто, никто ей не поможет! Привстав, она прыгнула на ходу, но, поскользнувшись на мокром настиле, упала, и теперь отчаянно цепляясь за чугунные перила, пыталась подняться. Услышав ее крик, Поплавский натянул поводья и обернулся. Падая, Жюли подвернула ногу и с ужасом осознала, что убежать от Поплавского у нее вряд ли получится. Спрыгнув на землю, Аристарх подошел к ней. В ставших огромными карих глазах княгини плескался ужас. Вцепившись в перила, она, как затравленное животное, отступала от него маленькими шажками, и каждый раз, когда приходилась наступать на поврежденную ногу, ее лицо искажала страдальческая гримаса. Поплавский огляделся. На дороге не было ни души, но он не мог оставаться здесь дольше. Рванувшись к ней, он обхватил двумя руками тонкую талию и легко перебросил женщину через перила, но Жюли как-то удалось уцепиться одной рукой за перила.

— Пощадите! — простонала она, взывая к милосердию своего палача. — Я не умею плавать.

Поплавский бесконечно долгое мгновение смотрел ей в глаза, а потом принялся разгибать пальцы, судорожно сжимавшие кованые чугунные перила. Жюли ухватилась за его руку, все еще не веря, что ее безжалостно обрекли на смерть. Пытаясь оторвать ее пальцы от своей руки, Поплавский принялся выкручивать тонкое запястье, узкая изящная ладонь скользнула по его руке, громкий всплеск — и молодая женщина исчезла в мутной воде, только маленькая черная шляпка с синим пером закачалась на поверхности и подхваченная течением быстро скрылась из виду. Разжав руку, Аристарх с ужасом уставился на тонкое обручальное кольцо, что осталось в его руке. Ну, вот и все, — мелькнула мысль во враз отяжелевшей голове. Он не задумываясь сунул колечко в карман, медленно повернулся и побрел прочь. Никогда ему не забыть этот отчаянный шепот, этот ужас, застывший в глазах. Сколько будет жить, столько будет помнить. С трудом забравшись на облучок, он тронул понуро стоящую лошадь, развернул коляску и двинулся в обратный путь. Проехав версты три, он ощутил, как все его тело сотрясает крупная дрожь. Озноб этот был вызван не холодом, а страхом. Ведь он только что, в светлый день Воскресения Господня, убил человека! Опустив поводья, он закрыл руками лицо и зарыдал. Слезы лились нескончаемым потоком. Ненависть к Шеховскому захлестнула с головой. Сначала Элен поплатилась жизнью из-за своей любви к этому заносчивому князю, а вот теперь и его юная супруга была принесена в жертву этой страсти. Несчастные, глупые дурочки, летящие как мотыльки на огонек, опалили свои крылышки, сгорев дотла, — прошептал Поплавский.

Падая с моста в реку, Юля мысленно простилась с жизнью. Плавать она не умела и воды всегда боялась. Холодные воды Стрелки вмиг окутали ее тело, намокшие юбки бархатного платья потянули вниз, ко дну. Течение подхватило ее, как щепку, и увлекло под мост, туда, где частоколом стояли крепко забитые дубовые сваи. Удар неимоверной силы, пришедшийся в висок, вызвал перед глазами багровые всполохи, разошедшиеся сияющими кругами, а затем ее окутала непроницаемая тьма, гася последние искры меркнущего сознания.

* * *

Полина оцепенела, наблюдая, как совершенно незнакомый ей человек затолкал в пролетку Жюли, и коляска резво тронулась с места. Закусив губу, она смотрела ей во след, понимая, что не в силах ни догнать, ни помешать. С того места, где она стояла, ей не было видно подробностей происходящего, и пробраться сквозь толпу, окружившую Юлю и этого мрачного незнакомца во всем черном, она не могла. Она попыталась крикнуть, позвать сестру, но ее не услышали, только молодой человек, с виду студент или мелкий служащий, недоуменно обернулся на ее крик, но тотчас отвернулся, встретившись с умоляющим взглядом голубых глаз. Развернувшись и подобрав юбки, она побежала обратно к Исаакиевскому собору, туда, где осталась двуколка и кучер Горчакова Никитка. Добравшись до коляски, Полина, тяжело дыша, забралась на сидение.

— Трогай! — бросила она.

— Да куда же, барышня! Не развернуться мне здесь. Вон народу сколько!

— Трогай, душа твоя окаянная! Княгиню похитили! — закричала, не помня себя, Полина. — На Сергиевскую гони!

— Разойдись! — взмахнул кнутом Никитка, и коляска тронулась с места.

Выбравшись из сутолоки, двуколка полетела по мостовой и остановилась только перед особняком Шеховских. Поднявшись на крыльцо, Полин заколотила в закрытые двери, и, отодвинув в сторону дворецкого, вихрем влетела в вестибюль.

— Где Павел Николаевич?! — ухватила она за рукав ливреи замершего в столбняке лакея.

— Не могу знать, — пролепетал он.

— Так разыщи, не стой столбом! — прикрикнула она на него.

Испуганный ее криком лакей метнулся в глубь дома. Спустя несколько минут Шеховской спустился в вестибюль с выражением крайнего раздражения на лице, однако увидев растрепанную Полину, которая явно была не в себе, ощутил, как раздражение мгновенно сменилось волнением.