Звезда Любви

— Вот вам крест, не лгу, Ваше благородие, — истово перекрестился швейцар.

Павел медленно оттолкнулся от двери и побрел вниз. Горчаков ждал на улице, удерживая на поводу двух норовистых жеребцов.

— Его там нет, — тихо ответил Поль на его вопросительный взгляд.

— Будем ждать, иного выхода нет, — вздохнул Мишель.

Уже темнело, когда к подъезду подкатила пролетка. Бросив поводья, мужчина, не оборачиваясь, побрел к подъезду. Павел рванулся следом. Он настиг Поплавского перед дверью и, схватив за плечо, развернул к себе лицом. Увидев, кто перед ним, Аристарх побледнел так, что это было заметно даже в призрачном свете уличного фонаря.

— Где она?! Где моя жена?! — прижав его к стене и надавив локтем на горло, прошипел Поль.

Поплавский беззвучно шевелил губами и вдруг разразился смехом, но тут же подавился им, когда князь надавил чуть сильнее. Аристарх отнюдь не был слабым телом, но ярость словно удесятерила силы Шеховского.

— Ее больше нет! — прохрипел он, и тотчас страшный удар кулаком в лицо поверг его наземь.

Застонав, Поплавский поднялся на четвереньки.

— Она утонула, — простонал он. — Я не виноват, она сама выпрыгнула из коляски и упала с моста в реку.

— Где?! Где это было?! — рванув его кверху что было силы, прорычал Шеховской.

— Какая Вам теперь разница, Ваше сиятельство, — ухмыльнулся Поплавский разбитыми губами, и снова был сбит на землю ударом кулака.

— Мост через Стрелку, по дороге на Стрельну, — сплевывая кровь, ответил Аристарх.

В голове билась только одна единственная мысль: откуда Шеховской так быстро узнал обо всем? Не иначе, как сам дьявол навел его на след.

Павел вновь поднял его и размахнулся, но его руку перехватил Мишель.

— Довольно, я послал за урядником, а нам надо спешить, — увещевал он совершенно оглушенного полученными новостями друга.

Поплавского скрутили двое дюжих лакеев, которых Горчаков взял с собой. Оставив их дожидаться представителей закона, Мишель и Поль, не теряя времени, помчались в Стрельну.

Свет фонарей, что были взяты с собой, не мог рассеять тьму, сгустившуюся на загородной дороге, вблизи моста. Скользя по мокрому берегу, Павел, рискуя сломать себе шею, спустился под мост.

— Юля! — что было сил, выкрикнул он, но ответом ему был только рев бушующей воды.

— Поль! — свесившись с моста, позвал Михаил. — Это безнадежно! Боюсь, негодяй был прав. Мне очень жаль.

— Я не верю, — тихо сам себе ответил Шеховской, спускаясь в реку, силясь хоть что-нибудь разглядеть в бурлящей воде под мостом.

Течение сбивало с ног и норовило утянуть под воду. Держа фонарь над головой, Павел все глубже входил в реку.

— Остановись! — выкрикнул сверху Горчаков. — Пойми, ее здесь нет! Даже если она жива, ее давно отнесло течением. Надобно поутру воротиться с людьми, пройтись по берегу.

Шеховской, мокрый и грязный, с трудом выбрался на берег, утопив в реке фонарь.

— Я не могу уйти, — опускаясь на едва пробившуюся траву, обхватил он руками голову.

— Поль, Жюли умеет плавать?

— Я не знаю! — дернул он плечом, сбрасывая руку Горчакова. — Боже! Я ничего о ней не знаю! — простонал он.

— Мы должны вернуться, — помогая ему подняться, отчеканил Мишель.

— Не могу! — закрыл лицо руками Поль. Он как-то враз ссутулился, плечи его поникли, выдавая отчаяние и скорбь.

Павел вернулся в дом на Сергиевскую улицу далеко за полночь. Николай Матвеевич и Софья Андреевна ожидали сына в кабинете князя. Едва им сообщили, что он приехал, оба поспешили ему навстречу. Поль едва держался на ногах, весь покрытый грязью с головы до ног, в насквозь мокром мундире.

— Ты не нашел ее! — выдохнула Софья Андреевна.

Павел отрицательно покачал головой и оперся на плечо Прохора.

— Бренди подай, — сердито прикрикнул на лакея, снимавшего с Шеховского шинель Николай Матвеевич.

Спустя час Павел в домашней одежде, укутанный в мягкий шлафрок, сидел в кресле отца в его кабинете. Николай Матвеевич беспокойно расхаживал по комнате.

— На все воля божья, Поль, — обратился он к нему. — Если твоя жена жива, ее найдут, я приложу к тому все усилия.

Шеховской с глухим стуком поставил на стол пустой бокал из-под бренди.

— Она жива! — хрипло выдавил он.

Николай Матвеевич внимательно вгляделся в лицо сына. Бледный, губы упрямо сжаты в тонкую линию, темные круги под глазами, страдальчески нахмуренные брови. Он и не подозревал, насколько глубока оказалась эта сердечная привязанность, вспыхнувшая столь внезапно, как сухой порох.

* * *

Ранним апрельским утром по дороге вдоль Финского залива мерно катила большая дорожная карета, выехавшая из небольшого имения Александровка, едва рассвело.

Мужчина лет пятидесяти, отодвинув занавеску, с угрюмым видом разглядывал побережье. Какое-то ярко-синее пятно на берегу привлекло его внимание. Подняв трость, он стукнул в стенку экипажа, повелевая остановиться. Распахнув дверцу кареты, мужчина осторожно ступил на дорогу и тяжело оперся на трость, щадя покалеченную в бою под Варшавой ногу.

— Егорка, поди глянь, чего там, — указал он кучеру тростью на берег.

Перепуганный Егорка воротился спустя несколько минут.

— Утопленница, барин! — перекрестился он.