Молча и граф, ошеломленный странной мыслью, что пришла ему в голову. Господь лишил его дочери, но именно в годовщину смерти его обожаемой Аннет свел его на жизненном пути с этой девушкой. Разве это не знак свыше, что, отняв у него Анну, Господь послал ему эту несчастную, чтобы он мог позаботиться о ней? К тому же, если принять во внимание слова доктора Леманна об умышленном ударе, кто-то пытался лишить ее жизни. Возможно, она в опасности, и уж совершенно точно, она сейчас беззащитна и беспомощна.
— Я позабочусь о ней, — ответил граф.
— Вы собираетесь сообщить о ней в полицию? — поинтересовался Леманн.
Василий Андреевич отрицательно покачал головой.
— Вы сказали, что девушка утратила память. Если она ничего не сказала Вам, она ничего не сможет рассказать и полицейским, лишь станет легкой добычей для того, кто, возможно, пытался убить ее. Потому я и Вас попрошу сохранять в тайне сие происшествие.
— Меня это не касается, Василий Андреевич, потому языком болтать я не стану, но что Вы дальше собираетесь делать, если она поправится?
— Я подумаю над тем, — задумчиво отозвался граф.
Проводив доктора Леманна, Василий Андреевич прошел в свой кабинет. Граф приезжал в Александровку с одной лишь целью: посетить могилу дочери в годовщину ее смерти. В прошлый светский сезон Закревский привез Аннет в Петербург. Аннушке исполнилось восемнадцать, и пора было выводить ее в свет. Василий Андреевич схоронил жену, когда Анне едва минуло пять лет, и больше так и не женился, зная, что детей у него более не будет. Когда Аннушке было два годика, она заболела свинкой, а он, не переболевший в детстве этой болезнью, заразился от нее. Доктор сразу предупредил его о последствиях и оказался прав. Воспитывал дочку он сам вместе с часто меняющимися гувернантками, из которых, по его мнению, ни одна не была достойна его драгоценной Аннет.
Аня росла болезненным и замкнутым ребенком, чуралась сверстников, дружбы ни с кем не водила, несмотря на то, что двери дома в Закревском всегда были открыты для гостей, и местные помещики с семьями частенько навещали своего гостеприимного соседа. Граф так и не решился отослать единственное чадо в Смольный, хотя имел такую возможность, предпочитая держать ее при себе, в результате чего Аннет получила домашнее образование, которое, однако, стараниями ее отца было весьма разносторонним. Но случилось так, что в столице Аннушка простыла, и вскоре простая простуда обернулась для нее серьезным заболеванием легких. Несмотря на все усилия столичных докторов, светил медицины, молодая графиня Закревская, проболев почти полгода, скончалась в страшных мучениях.
Девушка, найденная Закревским на берегу Финского залива, пролежав в беспамятстве почти неделю, наконец, пришла в себя. Все это время граф каждый день заходил в комнату больной и все больше укреплялся в принятом им решении. Господь неспроста послал ему эту девушку, а значит решение, принятое им, угодно Богу. На исходе седьмого дня Василий Андреевич, войдя в спальню больной, улыбнулся сидящей в кровати и обложенной со всех сторон пуховыми подушками молодой женщине.
— Аннушка, душа моя, — обратился он к ней, — ну, вот ты и поправилась. Уж как ты нас всех напугала!
Девушка удивленно взглянула на него.
— Значит, меня Анной зовут? — прошелестела она хриплым шепотом.
— Неужто запамятовала? Доктор мне говорил, что ты, возможно, чего-то не упомнишь, ну да и ладно. Главное — жива ты после того, как в пруд свалилась.
— В пруд?
— Ну да, в пруд, — подтвердил Закревский, — за домом, в саду, пруд. Коль тебе лучше, значит, через день-другой поедем мы с тобой в Закревское.
— И как мне Вас величать? — пропустив его последние слова мимо ушей, поинтересовалась девушка.
— Господи, неужели и отца-то родного не признала? — присел в кресло Василий Андреевич.
— Папенька? Вы папенька мой?
— Он самый и есть, — кивнул головой граф.
Поиски пропавшей княгини Шеховской ничего не дали, и, в конце концов, даже полиция пришла к выводу, что Юлия Львовна погибла, утонув в реке, хотя тело ее так и не было найдено. Сам Павел три дня обшаривал окрестности вместе с небольшим отрядом солдат-преображенцев, но единственной их находкой стала маленькая черная шляпка с синим пером, которую прибило к берегу в устье реки Стрелки.
Поплавского арестовали по обвинению в убийстве mademoiselle Ла Фонтейн и княгини Шеховской, и теперь он находился в Петропавловской крепости в ожидании суда над ним.
В доме на Сергиевской улице воцарился траур. Софья Андреевна робко заговорила с сыном о том, что хотя тело Жюли и не нашли, но надобно устроить похороны, как полагается. Поль, в последнее время впавший в какое-то странное состояние полной безучастности, при этих словах матери пришел в неистовство.
— Нет! Похорон не будет! — выкрикнул он. — Пока я не увижу своими глазами… — сглотнул он ком в горле, — я не поверю.