Звезда ведьмы

Торн, волчица в глубине души, тоже заметила внимание Фардейла. Она замедлила шаги, чтобы поравняться с ним. В глазах меняющей обличья пылали невысказанные слова. А потом мысленная речь наполнила голову Фардейла, проникая и в разум Могвида: «Мне нужно поговорить с тобой… Я хочу рассказать тебе кое-что…»

Близнецов захлестнул ураган ее чувств: страх, гнев, стыд, мука и оттенок желания, такого же, как у Фардейла.

— Что? — отрывисто спросил тот.

Гнев брата ослепил Могвида столь же сильно, как и чувства Торн.

Наблюдая за двумя бывшими любовниками, не способными открыть сердца друг другу, Могвид усмехнулся. Фардейл был некогда изгнан из Западных Пределов старейшиной си’лура и продолжал страдать. Когда-то он звал Торн с собой, но она отказалась, отвернулась от него.

Меняющая обличья уловила ярость Фардейла и разгневалась в ответ. В темноте подземелья ее глаза сверкнули, она вернулась к мысленной речи: «Я должна была рассказать тебе раньше. Ты имеешь право знать».

Фардейл молчал. Злость сковала его язык, а страдание мешало поделиться сокровенными мыслями.

«Была причина, из-за которой я не ушла с вместе тобой», — продолжала Торн.

Она неожиданно отвела взгляд и заговорила вслух:

— Я хотела… Я правда хотела… Но ты не оставил мне выбора.

— Я? — Восклицание Фардейла услыхал Мерик и оглянулся. Поэтому оборотень понизил голос: — Да я на коленях просил тебя. Я готов был на что угодно, лишь бы ты отправилась со мной. И это я не оставил тебе выбора?

Глаза Торн сверкали от ярости… и от гордости.

— Ты оставил меня с ребенком.

Могвид дернулся от удивления… Возможно, его чувства совпали с чувствами Фардейла, поскольку тот едва не упал, удержавшись рукой за стену туннеля. Но выпрямился и наткнулся на разъяренный взгляд Торн.

«С ребенком?» — мысленно спросил он.

Она кивнула, продолжая буравить его взглядом. Пришла картинка — маленький си’лура мчится сквозь лес, его голова украшена короной из перьев, а позади развевается пушистый хвост.

— Я назвала его Финчем, — вслух проговорила Торн. — Он остался в лесах с прочими малышами и стариками.

— У меня есть сын…

Удивление Фардейла не уступало удивлению Могвида.

«Сын… От той ночи соединения, когда на них обрушилось проклятие!»

— Почему ты не сказала раньше?! — удивление мужчины быстро сменилось гневом.

— Я и сама не знала… До тех пор, пока отец не осудил вас. — Боль на лице Фардейла заставила ее отвернуться. — А потом стало слишком поздно. Ты должен был покинуть леса. Если бы я рассказала тебе о ребенке, ты бы захотел остаться. Но как я могла отправиться с тобой в странствия, когда растет живот? Надо было заботиться о ребенке.

Она снова повернулась, и в ее глазах читался стыд.

Фардейл наконец-то понял ее страдания.

— Ты переживала… — пробормотал он. — И за себя, и за нашего малыша…

— И за тебя, — добавила она шепотом. — Я знала, что если ты откажешься уйти, то навсегда останешься волком и рано или поздно превратишься в дикого зверя, забудешь, кто ты на самом деле. Но как же болело мое сердце, когда ты уходил… Я знала, что в моем чреве дитя, и не могла сказать тебе ни слова.

Фардейл приблизился к ней. Могвид ощущал, как два сердца тянутся друг к другу. Парочка обменивалась мысленными образами, слишком быстрыми, чтобы проникнуть в них разумом, но не сердцем, — целая череда радостей и печалей, стиснутых в одно мгновение. Несомненно, общение через мысли, воспоминания, чувства величайший дар си’лура.

Могвид парил над их посланиями. Он не мог проникнуть так глубоко в душу брата. Но тем не менее чувствовал их мысли как отдаленную вспышку буйного пламени.

Он вспомнил, что и раньше ревновал Торн к брату, но так сильно — никогда. И сейчас он покинул их, не из деликатности, чтобы любовники побыли наедине, а измученный стыдом и непрошеной болью, хлынувшей в его сердце. Он отвернулся от огня их страсти и попытался найти забвение в прохладной тьме.

Едва стены темницы сомкнулись вокруг него, Могвид разжег собственное пламя. Он знал лишь один способ вырваться на свободу. И плевать, что платить придется кровью…

«Я должен освободиться».

Элена поняла, что туннель заканчивается.

С каждым шагом, уводившим все глубже под землю, воздух давил на уши и грудь, затрудняя дыхание. Это походило на погружение в бездонное озеро — обиталище Духовного Корня.

Эр’рил иногда обращался к ней, но гул в ушах заглушал его слова. Она словно оказалась внутри кокона, отделившего ее от внешнего мира. Даже яркий факел в руке Тол’чака казался тусклым и унылым.

Остальные, похоже, ничего не чувствовали и продолжали разговаривать как ни в чем не бывало.

Вскоре на стенах туннеля появились тысячи светящихся точек.

— Мы уже близко, — оглянулся Тол’чак.

Элена уже догадалась об этом. Давление воздуха стало нестерпимым. Глаза девушки болели, сердце билось о ребра, но она упрямо шагала вперед.

— Тебе плохо? — спросил Эр’рил откуда-то издалека.

— Это все здешняя магия, — покачала головой Элена. — Воздух прямо пропитан ею.

— Ты бледная.

— Все хорошо.