Звезда Запада

Всё кончилось как-то неожиданно, и монах не сразу понял, что ётун сгинул. Совсем.

– Вы... вы убили его? – облизывая пересохшие губы, робко спросил Видгар у валькирии, сидевшей на корточках рядом с подававшим слабые признаки жизни Гуннаром.

– Как же, убьёшь его, поганца, – мрачно ответствовала дева. – Сбросил обличье да сбежал к себе, в Ётунхейм.

– Он не вернётся? – пискнул отец Целестин, глядя на Гёндуль вылезающими из орбит от пережитого ужаса глазами. Монах никогда не признавался себе в том, что он отъявленный трус, но всё же данный факт оставался вопиющей реальностью.

– Не знаю, – буркнула валькирия. – А до рассвета, между прочим, ждать ещё и ждать.

Гуннар очнулся на удивление скоро и вперился слезящимися глазами в Гёндуль:

– Ты как?

– Я-то ничего, – хмыкнула валькирия. – А ты, как погляжу, мужик крутой. Люблю таких. Вставай.

Она помогла германцу подняться на ноги. Его качало, но выглядел Гуннар неплохо, умудряясь даже не падать.

Но неприятности только начинались. Видгар разглядел вдали ещё несколько багровых теней, – похоже, призванная первым нападавшим помощь наконец прибыла. Отец Целестин, несмотря на истерический настрой, дрожь в руках и прочие неприятности, сопровождавшие чувство, именуемое смертным ужасом, сумел-таки с пятого на десятое объяснить, отчего удар Гуннара стал решающим в минувшей схватке. Все, не исключая Гёндуль, окропили оружие святой водой ещё до того, как на сцену перед костром Одина вышли враги.

– Нет, нам тут даже с волшебным составом не выстоять, – мрачно сообщила валькирия, глядя на воинственные приготовления несколько приободрившихся людей. – Этих гадов сюда, наверно, с десяток идёт. И на кой мы им сдались?

Дева опустилась на колени и, не слушая тревожных окликов, быстро-быстро зашептала слова, другим не слышные. Затем прочертила мечом в воздухе несколько знаков – отец Целестин разобрал очертания рун: «тейваз» и «эйваз». Немного знакомый с основами суеверия, именуемого норманнами рунической магией, он начал понимать, что Гёндуль взывает к богу Тору с просьбой о защите. Ну что ж, пусть помогут нам все святые, Иисус, Дева Мария... и Аса-Тор!

Когда восемь пылающих теней сгрудились возле валуна сплошной стеной огня, валькирии было уже не до геройства. Как и смертные, валькирия прижалась к холодному камню, надеясь только на крепость меча и милость богов. Тёмный огонь ревел вокруг, становилось всё труднее дышать, и жар бил в лица. Отец Целестин мысленно прикидывал, куда его отправят – сразу в ад или всё же в чистилище. Впрочем, о каком аде может идти речь, когда вот он, наяву! Именно такими и представлял святой отец демонов преисподней – большие, чёрные, с огнём и пылающими глазами.

Самый решительный ётун атаковал почти сразу, пустив в дело меч. К счастью, Гёндуль среагировала моментально – удар, направленный в Гудмунда, не достиг цели, парированный быстрым движением её клинка. Сын Хёгни Ингвиссона не остался в долгу: воспользовавшись замешательством чудовища, он сделал выпад и ткнул в густо-чёрный сгусток, заставив ётуна взреветь от бешенства и отпрянуть. Менее настырные чудовища, заметив пусть небольшую, но болезненную рану своего сотоварища, остановились, словно ожидая чего-то.

Краткая передышка спасла жизнь и отцу Целестину, и конунгу, и всем, кто был с ними. Ётуны дождались, но явно не того, кого им хотелось.

Происшедшее в последующие минуты отцу Целестину хотелось бы забыть раз и навсегда.

Собственно, никто толком и не понял, что же случилось. Внезапно поплыла и затряслась земля, от валуна начали отваливаться небольшие осколки, а затем тряхануло так, что никто не удержался на ногах, и у подножия скалы образовалась весьма неприглядная куча мала. Просто удивительно, что никто не напоролся и не порезался об оружие, вылетевшее из рук. Падая, монах увидел, как разлетаются в клочья тела ётунов, оставляя в горячем воздухе дымные следы и сполохи умирающего багрового огня. Грохот стоял немыслимый – в сравнение шло только явление Владыки Эйреми в Вадхейм; то справа, то слева вспыхивали и угасали сине-зелёные молнии, и монаху почудилось, что за спинами ревущих и отчаянно отбивающихся ётунов поднимаются очертания огромного молота и чьей-то исполинской фигуры.

«Это Тор, Тор пришёл...» – эта мысль стала у отца Целестина последней. Отколовшийся от валуна обломок с роковой неумолимостью угодил ему точно в темя. Вокруг по-прежнему грохотало, вспыхивало пламя, взлетали и исчезали в небесах огненные вихри, ввинчиваясь в низкие тучи и растворяясь в них...

* * *

– Да ничего с ним не случится. Вот, пожалуйста, уже глаза открыл... – проговорил спокойный мужской голос, не знакомый отцу Целестину. Монах поднял голову, превозмогая жуткую боль в затылке и тошноту и пребывая в уверенности, что ночью ему привиделся на диво жуткий кошмар. Вспомнились Один, Гёндуль, как укладывались спать. Всё само собой разумеющееся, привычное. Боги, валькирии всякие... А что потом?