Звездные ночи

Ах, Мохим, самоотверженная благородная Мохим! Правду молвят: не та мать, что родила, а та, что вырастила, воспитать сумела. Бабур подумал и о том, как много значат дети в жизни человека, чей возраст, как сейчас у него, перевалил за сорок. Дети, преданные отцу, — нет блага выше!.. Попять — это заслуга Мохим, это доказательство неугасимой любви ее самой к нему, к Бабуру, несмотря на то, что он виноват перед нею. Из-за Гульрух, из-за Дильдор виноват.

Бабур порывисто встал с курпачи, сделал шаг к Мохим-бегим, обнял ее крепко и нежно, так же нежно и крепко поцеловал в глаза:

— Мохим, какое это счастье — что вы есть у меня! Пусть я шах, но для вас я раб! Повелевайте мной — все, что хотите, я сделаю!

Мохим смутилась, прошептала: «Гульбадан! Гульбадан смотрит!»…

Ах, Гульбадан! Бабур громко хлопнул в ладоши: эй, слуга, подарим-ка крошке Гульбадан-бегим двух индийских попугаев!

Радужно блестящие попугаи в изящных клетках приковали к себе внимание девочки. О, попугаи умели говорить! Один из них резкой скороговоркой произнес: «Ассалом, бегим». Гульбадан пришла в восторг и закричала в ответ:

— Алейкум-вассалом!

И шах с шахиней, и слуги, и Робия — все засмеялись. А Гульбадан еще раз поцеловала отца в щеку.

Потом Бабур и Мохим-бегим остались одни. Когда стихли шаги ушедших на лестнице, они покинули айван и пошли во внутренние комнаты.

В одной из них — самой большой, пышно обставленной — возвышалось «шахское место», застеленное дорогими иранскими коврами и золотошвейными одеялами. Обняв Мохим за талию, Бабур медленно пересекал комнату, тихо, возбужденно говоря жене:

— У вас талия все еще такая же, какой была в начале нашей совместной жизни, Мохимджан!

— Если это так, то потому лишь, что вы у меня остались подобным двадцатилетнему джигиту.

И оба бросили жаркий взгляд на дверь в соседнюю комнату. Там прошлой ночью… они обнимали друг друга… их сжигало пламя… их тела то сливались, то в трепетной истоме отделялись одно от другого, чтобы потом опять превратиться в одно горящее счастьем существо. Они забыли обо всем на свете, кроме любви. «Единственный мой, от кончиков волос до кончиков ногтей — мой, мой, только мой! Никому не отдам!» — так шептала Мохим ночью ему. И тогда, ночью, он в первый раз сказал то, что повторил снова, недавно: я — шах Бабур, но перед ней — раб! Ее раб…

Мохим — молодой, совсем не тридцатисемилетней женщины задор в глазах! — спросила:

— Значит, вы сделаете все, о чем я сейчас… попрошу?

Что она может попросить? Новый загородный сад разбпгь или дать деньги на какую-нибудь дорогую покупку?

Бабур ответил с готовностью:

— Да, все, что в моих силах!

Мохим чуть помедлила.

— Я очень прошу вас, повелитель мой, — голос ее потерял всякий задор, — верните нашего Хумаюна в Кабул.

Стал серьезным и Бабур:

— Как вернуть? Совсем?

— Ведь он уже два года охраняет северные границы. Наверное, можно заменить его?

— Кем? — Бабур понял, что разговор предстоит серьезный, любовный пыл в нем погас.

— Хотя бы мирзу Камрона пошлите. Ему шестнадцать лет, Гульрух-бегим гордится им, уверяет всех, что сын у нее стал настоящим джигитом.

Лицо Бабура помрачнело: он болезненно переносил нелады между женами. Гульрух доходила до прямой враждебности к Мохим и Дильдор, натравливала на них своих детей. Опасно это было для будущего, особенно если иметь в виду его, Бабура, планы, касающиеся этого будущего…

— Мохим, не обращайте внимания на слова Гульрух-бегим. Мирза Камрон не справится с этой важной задачей. Большое дело я могу доверить только Хумаюну, наследнику престола.

— Но Гульрух-бегим счастлива: оба ее сына живут при ней в Кабуле. А я целый год не видела Хумаюна. И так далеко он от меня — две недели пути на коне. Рядом же с ним — кровожадные шейбанидовичи. Могут напасть в любой час. Я все время в тревоге, поймите.

— Напрасно, бегим, напрасно тревожитесь. Я уже говорил вам — с Хумаюном три тысячи отборных воинов. Да и шейбанидовичи сейчас заняты внутренними своими распрями, с нами они установили мирные отношения… Но если вы очень соскучились по сыну… через две-три недели повидаетесь с ним.

— Где? — встрепенулась Мохим. — В Кабуле?

— Нет, в Адинапуре.

Адинапур — это на юге государства, близко к Индии. Мохим слышала, что Бабур стягивает туда все свое войско. Видно, и Хумаюну удобнее, минуя Кабул, привести свои три тысячи прямо в Адинапур.

— Вы и Хумаюна поведете в Индию?