Звездные ночи

— Чудная страна! — Хумаюн пожал плечами.

По стенам и крыше какого-то старого дворца разгуливали длинноногие, гибкие и легкие обезьяны беловато-пепельного цвета, только лапы и морды у них были черные, а на брюхе шерсть желтоватая. Детеныши резвились, непостижимо быстро перескакивали с крыш на ветви баньянов и пальм. Гоняясь друг за дружкой, обезьяны спускались и на землю. Вокруг дворца и по внутреннему его двору ходили люди, но никто из них не обращал никакого внимания на обезьян.

Глаза бека, одного из свиты Хумаюна, загорелись охотничьей страстью. Бек взялся было за лук.

— Стрелять в обезьян считается за большой грех. Это принесет человеку несчастье, — голос Хиндубека был бесстрастен, по видимости бесстрастен.

Ходжа Калонбек, ехавший справа от Хумаюна, спросил с улыбкой:

— Мы и коров должны беречь, не правда ли, высокочтимый Хиндубек?

— Что достается дорогой ценой, то и свято, — серьезно ответил Хиндубек. — В индийской жаре не легко вскормить корову. А ее пять даров угодны богу Шиве[151].

Хумаюн умиротворенно сказал:

— Будем помнить, что наш повелитель издал указ, обязывающий уважать индийские обычаи и не допускать действий, которые могли бы задеть честь и достоинство населения.

Ходжа Калонбек приложил правую руку к груди:

— Мой амирзода, указ повелителя — закон для всех нас! Я лишь позволил себе чуть-чуть подшутить над нашим другом, многоуважаемым Хиндубеком.

Впереди, сквозь высокие деревья и над ними, всадники увидели высокий гранитный минарет.

— Кутб Минор, — с почтением произнес Хиндубек.

Подъехали к минарету. Хумаюн соскочил с коня, вместе с беками взобрался на самый верх сооружения. Сверху особенно явственно было видно, как в сотне шагов от минарета столпились вокруг черного столба, высотой примерно с тополь, люди.

— А это что такое?

— Этот столб сделан из цельного куска железа. Как говорят знатоки, столбу уже шестьсот лет. Тот, кто обняв его сведет обе свои руки, человек счастливый, у него, мол, исполнится заветное желание.

Хумаюн до сих пор держался степенно среди беков, но, услышав такое, со свойственной молодости горячностью сказал:

— А ну-ка, попробуем! — и устремился вниз по ступенькам минаретной внутренней лестницы.

Толпа вокруг столба расступилась перед Хумаю-ном.

— Уважаемый Хиндубек, покажите, как надобно обхватить столб.

Низ и верх столба были черными, а середина от прикосновения бесчисленных рук и спин отливала металлическим светлым блеском.

Хиндубек прижался к столбу спиной, оттянув руки назад. Но как ни пытался сзади за столбом соприкоснуть пальцы обеих рук, это у него не получалось. Никак не получалось.

Беки расхохотались.

Засмеялся и Хумаюн. Попытался сам сделать то, что не удалось Хиндубеку. Но и у него не вышло. Пробовали стать удачливыми беки и нукеры. Тщетно! Наконец один джигит — длиннорукий и худющий самаркандец — обнял столб так, как было нужно.

За что и получил от Хумаюна горсть серебряных монет.

Среди победителей ходили по улицам Дели и такие, что не прочь были поживиться, да чтоб добыча была пожирнее. Яр Хусейн, некогда разбойник, грабил путников на дорогах к югу от Хайбарских ворот[152], а ныне прощенный бек спал и видел во сне такую добычу. Он не раз слышал о богатых индуистских храмах, и потому сразу же его нукеры забрались в храм на окраине Дели.

О, сколько там было всего! Одних камней драгоценных у подножья и на лицах изваяний богов индусских — не счесть!

На стенах храма, облицованных светло-желтым мрамором, играли тени. Старец жрец, приставив ко лбу сложенные воедино ладони, сосредоточенно, со слезами на глазах замер у огромного каменного изваяния четырехликого Шивы, танцующего на черепах людских. Женщины, старики и подростки, пришедшие сюда на моление, стояли перед своим богом тоже молча, спокойно склонив головы.

Разогнать неверных! И нукеры Яр Хусейн-бека ринулись к изваянию, расталкивая и швыряя наземь молящихся. Притащили лестницу и взобрались к ликам бога, — правоверных воинов привлекал крупный рубин во лбу Шивы, большая кроваво-красная родинка.

Хумаюн застал грабителей на месте преступления.

— Приказываю от имени шаха Бабура! — крикнул гневно. — Не трогать рубин! Немедленно вниз!

Яр Хусейн в полутьме храма не узнал Хумаюна:

— Кто это там раскричался? Эй, ты чего это защищаешь идола неверных?! — И приказал нукеру на лестнице: — Бери кинжал! Выковыривай!

Нукер принялся было за дело, но в следующий миг стрела, пущенная Хумаюном, поразила кисть его руки. Со звоном упал кинжал. Нукер схватился за руку, закричал от боли, едва удержался на ступеньке.

Яр Хусейн выхватил из ножен саблю.

— Кто ты такой? — устремился он к Хумаюну.

Хиндубек — тоже с обнаженной саблей — вышел вперед.

— Эй, бек, поостерегись… Яр Хусейн-бек, перед тобой сын великого шаха Бабура Хумаюн!