– Прокуратура, исходя из сообщений в прессе, провела проверку фактов и установила, что решение об отказе в возбуждении уголовного дела по факту гибели скалолазки было принято необоснованно, – заявила Лиза, присаживаясь на краешек дивана. – С учетом данных, которые дала следствию писательница Данилевская, и благодаря новой оценке уже установленных фактов созрело новое решение. Теперь мы имеем то, что имеем. Уголовное дело возбуждено, и главной фигуранткой по нему является Диана. По-моему, все логично.
– Нет, я утверждаю, что это бред! – категорично заявил Максимов. – Виданное ли дело – привлекать к ответственности писателя за тот художественный вымысел, который он использовал при написании книги. Да ведь это только плод воображения!
– Следствие так не считает. На юридическом языке это называется обнаружением преступного умысла.
– Не могу поверить! – Максимов бросил на диван кухонное полотенце. – Значит, всех авторов детективов можно осудить за то же самое! Ну, давайте привлечем к ответственности Конан Дойля! Чего он только не написал в приключениях Шерлока Холмса!
– Я не уверена, жила ли в доме Конан Дойля собака Баскервилей, – заметила Лиза. – Но в книге вашей жены описывается преступление, которое поразительно совпадает по фактам с обстоятельствами гибели Ольги Крапивиной. Особенно настораживает тот факт, что книга была написана еще в то время, когда потерпевшая была жива и здорова.
– Ну, знаете! Ни один суд в мире не осудит человека при таких шатких доказательствах.
– Я так поняла, что следствие располагает неопровержимыми данными, свидетельствующими о том, что смерть Крапивиной не было результатом несчастного случая. Ее столкнули со скалы.
Максимов как-то сразу осел и, бросив настороженный взгляд на Диану, уже более спокойным тоном продолжил:
– Пирог стынет. Давайте сядем за стол, и вы спокойно нам все расскажете…
Пирог Максимова оказался превосходным на вкус. Супруг Дианы был, ко всему прочему, отличным кулинаром. Дубровской стоило немалых усилий поддерживать разговор о расследовании, а не уплывать мыслями в совершенно противоположном направлении, спрашивая себя – в какой оранжерее выращиваются безупречные мужья? Ее супруг по этой части не был силен и ничуть не переживал, придерживаясь традиционного взгляда: пироги должна печь жена.
– Значит, говорите, не было несчастного случая? – спрашивал Павел, подливая в чашку гостье свежую порцию чая. – Но ведь это еще не точно? Это предварительные выводы?
– Судя по всему, нет, – отвечала Елизавета, принимаясь за второй кусок пирога. – У Красавина есть какие-то свидетели. А кроме того, осмотр места происшествия выявил следы присутствия второго лица.
– Разумеется. Диана оставила там немало следов.
– Нестыковка, – заметила Дубровская. – Если исходить из того, что ваша жена невиновна, то ее следы должны были располагаться только на месте обнаружения тела, то есть у подножия скалы, но никак не на площадке, откуда Крапивина была сброшена.
– Я не поднималась на площадку, – проговорила Диана, бледнея. За все время чаепития она даже не прикоснулась к еде.
– Вот видите! – торжествующе заявила Дубровская. – Если вашей жены не было на площадке, значит, там был кто-то другой.
– Убийца! – сказал Максимов.
– Да, но
– Если бы можно было спросить об этом саму Ольгу, – вздохнул Павел. – Все-таки досадно, что мертвые не могут свидетельствовать. Скольких недоразумений можно тогда было бы избежать!
– Досаднее другое, – вздохнула и Лиза. – Ну, почему ваша жена выбрала для разговора с подругой тот самый день и час, когда произошло несчастье? Ведь если бы тело Крапивиной обнаружил кто-то другой из горного лагеря, все было бы намного проще.
На лице Максимова отразилось сомнение, но, бросив быстрый взгляд на жену, которая вилкой ковыряла начинку пирога, он решился.
– Елизавета Германовна! У нас есть еще записка, – сказал он каким-то странным, извиняющимся тоном.
– Какая записка? – встрепенулась Дубровская.
– Я сейчас принесу. Вы все сами увидите.
Он ринулся в кабинет.
Прошло немало времени, когда он, возбужденный до предела, но довольный собой, появился на пороге.
– Вот, читайте! – сказал он, протягивая Дубровской листок бумаги в клетку. Он был сложен вчетверо, изрядно помят, а когда Лиза его развернула, оттуда выпали крупицы земли.
«Диана! Мне нужно с тобой поговорить. Еще раз. Встречаемся завтра, на том же месте, в семь». Вместо подписи стояла закорючка.
Елизавета прочитала записку и уставилась на Данилевских, ожидая объяснений. Но Диана была напугана, похоже, больше, чем она сама, и во все глаза глядела на Максимова.
– Дианочка, так надо! – сказал он так поспешно, словно боялся, что жена заткнет ему рот. – Я сам все объясню нашему адвокату.
– Потрудитесь это сделать, – хмуро сказала Елизавета, подозревая, что сладкая парочка за ее спиной опять ведет какую-то непонятную игру. – Кто написал эту записку и какое отношение она имеет к делу?
Максимов шумно выдохнул воздух, готовясь к объяснению.