Павлова скрутило от ненависти. Ярость была так сильна, что боль отступила на второй план, отодвинулась от пилота, завернулась в вату. Она была где-то здесь, рядом, но уже не парализовала. С шумом втянув воздух носом, Николай с ненавистью уставился на Чагина. Левый глаз почти ничего не видел, правый застилала алая дымка, но пилоту было отлично видно, как Чагин обернулся, подтащил связанного Януша к площадке перед трясущимися дверями рубки, рывком поставил на колени. В свободной руке Чагина оказалась короткая толстая трубка. В ней Николай опознал рабочую часть электрического пробойника. Да, такой штукой легко можно убить. Прожечь разрядом дыру можно и в металле, и в человеке. А можно просто треснуть по затылку, как простой дубиной.
Павлов выдохнул. Вдохнул. Приподнял голову над полом, заскреб пальцами по железному покрытию. Чагин выпрямился, развернулся лицом к дверям. Приложил свое оружие к голове Януша, замер. Ждет, псих, когда упадут двери. Он не знает, что там, за ними, вооруженные люди. Они ворвутся, изрешетят его из настоящего оружия. Может, и Янушу достанется. А может, Чагин успеет включить этот проклятый пробойник. Паника, неразбериха, стрельба…
Николай уперся руками в пол, со стоном оттолкнулся от него. Боль тут же вспыхнула в затылке и в спине, отскочила рикошетом в ногу. Левую. Она словно отнялась. Павлов чувствовал, что она двигается, но в остальном – как протез.
Сверля взглядом спину Чагина, пилот оттолкнулся от пола, встал на четвереньки. Левый глаз почти ничего не видел, Павлов чувствовал, как сквозь бровь, прямо на глаз, течет что-то теплое и липкое. Нога не слушалась. Дышать было больно. Шею пекло, как огнем. И все же… Все же он нашел в себе силы оглянуться.
За спиной никого не было. Ученый по-прежнему валялся на полу. Далеко позади, у пульта, суетились четверо человек. А до Чагина всего пару метров. Всего.
Павлов медленно двинулся вперед, почти ползком. Собираясь с силами, он медленно втянул воздух, стараясь отрешиться от боли, терзающей его тело. Метр. Полтора. Вот, до Чагина рукой подать. Только бы не обернулся, только бы не обернулся… Нет. Смотрит на трясущиеся двери рубки, понимает, что осталось немного.
Боль пронзила левую ногу, и Николай замер на полу, перестав дышать. Два удара сердца. И хватит. Хватит. Медленно, осторожно, подтягиваем ноги под себя. Плохо слушаются. Ладно, зато с руками все в порядке. Засада. Мы невидимы и неслышимы, как хищник перед прыжком. Так.
Павлов напряг остатки сил. Он знал – сможет подняться. На это его еще хватит. Что будет потом – неясно, но он должен попытаться. Должен. Иначе все зря, вообще все, вся экспедиция, все усилия, вся жизнь… Он не может допустить, чтобы люди умирали.
Дверь рубки внезапно вздулась пузырем. Он вспух в самом центре и лопнул, взметнув клубы серой стальной пыли. В проеме мелькнул купол «танка», сквозь пыль метнулись серые тени. Чагин вскинул руку, ткнул трубкой в затылок Януша. И Павлов прыгнул.
Он оттолкнулся от пола и руками, и ногами, как лягушка. Рывком вскочил на ноги, сделал короткий шаг и вцепился обеими руками в запястье Чагина. Дернул его в сторону что было сил, отводя оружие от головы Януша.
Чагин, кажется, закричал. И кто-то еще закричал. Но Павлов не слышал этого. Его глаза застила алая пелена, а все силы он тратил на то, чтобы удержать руку с короткой трубкой. Он не видел ничего, не слышал ничего, перед глазами была только эта рука и его собственные белые пальцы, впившиеся в плоть Чагина подобно клешням кибера. Николай сжимал руку все сильнее и сильнее. Кажется, его били. По голове, по лицу, по ребрам… Боль вспыхивала и угасала – но ей было далеко до той настоящей боли, пульсировавшей в затылке пилота. Держать. Держать из последних сил, не давать врагу разжать пальцы.
В какой-то миг Павлов вдруг понял, что его отдирают от Чагина. Много рук, много людей… Кто-то кричит, чтобы оттащили… Николай с облечением разжал пальцы. Сил больше не было держать. Думал – упадет. Нет, кто-то подхватил.
Николай поднял голову, огляделся. Словно сквозь туман увидел – Чагин на полу, вокруг него ребята в синих комбезах. А его, Павлова, держат за руки – еще двое. Поддерживают, чтобы не упал. Третий заглядывает в лицо. Знакомый…
– Павлов! – встревоженный Архипов заглянул в глаза пилоту. – Коля, ты как?
Николай моргнул, пытаясь согнать с глаз розовую пленку. Мотнул головой.
– Все, – прохрипел он. – Все живы?
– Все, – подтвердил Архипов и покачал огромной головой. – Все живы. Ты молодец, Павлов. Молодец. Но такой дураааак…
Павлов криво ухмыльнулся окровавленным ртом, закрыл глаза и расслабился, повалившись навзничь на чужие крепкие руки. Откинул голову. И провалился в черное ничто.