Звездочка

Пошел я к тестю и объяснил ему, в чем дело… Добродушный старик с удовольствием согласился отправиться со мною к ветеринару.

Ветеринару я показал глаз Кудлашки, так как надеялся, что он может еще спасти его.

Заплатив за собаку, я оставил ее в лечебнице до выздоровления.

Наташа верить не хотела, что ветеринар не нашел ни малейших следов бешенства в Кудлашке; не верила и отцу.

— Папа добрый, он не скажет мне… не хочет огорчать тебя.

Наташа выздоровела, выздоровел и кот Васька. Я ходил каждый день в лечебницу и был рад, что глаз Кудлашка спасен.

— Куда это ты ходишь? — говорила мне Наташа.

— Навещаю Кудлашку, — отвечал я.

— Что?! Разве она в самом деле не сбесилась? — со страхом спросила Наташа.

— Нисколько… глаз у нее оцарапан и до сих пор не проходит.

Наташа осталась этим недовольна.

— Какие нежности!.. — проговорила она.

— Да-а-с!.. Но… ты жестокая и… мстительная!..

Через неделю Кудлашка была сдана мне с рук на руки и я привел ее домой. Она с радостью бросилась к Марье, несмело подошла к барыне, которая удостоила ее улыбки… даже погладила по голове. При виде Васьки, Кудлашка не мог совладать с чувством ненависти и неистово бросился на него. Драки не произошло, потому что я схватил за ошейник и вывел собаку. Наташа зарыдала и от испугу с нею сделалась истерика.

— Видеть не могу этой собаки! — кричала она. — Я не останусь тут, уйду жить к маме. Выбирай кого-нибудь из двух: или собака останется с тобою, или я.

— Что за вздор говоришь ты, Наташа! — старался я успокоить жену. — Ты моя жена, а Кудлашка… ну, Кудлашка — собака, которую я очень люблю, но она, помни, бессловесное, животное…

— Добрый мой… — ласково говорила Наташа. — Если хочешь, чтобы я была покойна, отдай кому-нибудь Кудлашку.

— Кому же отдать?

— Пошли его в деревню, завтра наши едут.

Я согласился и на другой день свез Кудлашку на пристань к Николаевскому мосту, где просил тестя отдать собаку какому-нибудь крестьянину, причем сказал ему, что за содержание буду платить.

Так простился я с Кудлашкою. Мне было грустно, что верной, умной собаки около меня не было, но что делать: не все делается по нашему…

Прошел месяц. Мы собирались ехать тоже месяца на два в деревню и, уложив вещи, сидели за вечерним чаем, толковали о предстоящей дороге, как вдруг услыхали возглас Марьи:

— Ты это откуда?

— Что такое? — крикнул я, но, вместо всякого ответа, в комнату влетел Кудлашка, исхудалый, и радостно бросился ко мне на грудь, потом приполз к Наташе, которая этим не тронулась, а только вопросительно посмотрела на меня.

— Что же теперь прикажешь с ним делать? — спросил я.

— Отправить его куда-нибудь подальше, — ответила она.

На другой день я отправил Наташу одну в деревню, а сам остался, чтобы снарядить своего друга куда-нибудь в дальний путь.

— Да, уж если его такая горькая судьбина, — говорил мне Петров, выслушав мой рассказ о бедствиях Кудлашки: — так дай его мне, я свезу за границу. Послезавтра мы выходим, а через три года я его тебе привезу.

— Нет, уже не привози, оставь где-нибудь в Америке, в Африке.

— Как тебе угодно!

На следующий день я свез Кудлашку в Кронштадт, посадил на корабль и запер его в каюту Петрова. Если бы Наташа знала, как мне больно было расставаться с собакою, может быть она и не потребовала бы такой жертвы, но она этого и не предполагала… Кудлашка был сослан. С Петрова я взял слово, что он мне напишет, как и где устроит Кудлашку.

V

Кудлашка в ссылке

Долго стоял я на кронштадской пристани и смотрел вслед за уходившим пароходом. Мне кажется, что у меня на глазах были слезы; в душе я горько упрекал себя за то, что не сумел отстоять собаку, так сильно ко мне привязанную. Но теперь, когда воротить собаку не было возможности, сожалеть было поздно.

Грустный уехал я в Петербург, грустный отправился в деревню. С Наташею я о Кудлашке не говорил, но она знала теперь, как мне тяжело было расстаться с ним.

— Как ты тревожно спишь, — сказала она однажды, — ты бредишь все Кудлашкою. Скажи мне, тебе очень было тяжело отправить собаку?

— Очень! — проговорил я.

— Мне досадно, что я настояла на этом. Заведи себе другую собаку.

— Я дал слово более не заводить собак, — сказал я.

— Отчего?

— Я уверен, что такого умного и верного пса нет на свете, а если я не сумел отстоять друга, столько лет не разлучавшегося со мною, то не удастся сделать это и потом…

Этот разговор подействовал на Наташу и с того дня она никогда не вспоминала лихом моей собаки.

Зимою, читая газетные объявления, Наташа несколько раз говорила мне:

— Вот продают пуделя, позволь мне подарить тебе щенка и мы назовем его опять Кудлашкою.

— Благодарю… не надо…

В апреле месяце почтальон принес письмо. Прочитав адрес, я не мало был удивлен, увидав, что письмо написано Петровым из Рио-Жанейро, но адресовано не мне, а Наташе.

Когда я подал письмо Наташе, то она вспыхнула так, что чуть-чуть не заплакала.

Она прочла письмо и, очевидно, огорчилась очень.

— Да что с тобою? О чем ты можешь переписываться с Петровым? — спросил я.

Наташа вдруг заплакала и подала мне письмо.

— Обрезав голову, я плачу по волосам! — сказала она.

Я прочел следующее: