Звездочка

Староста ухватил охапку табаку и побежал к заиньке. Заинька взял, отдал своей тетке, а та засунула в мешок, повернулась и пошла от деревни. Отойдя шага три, она приказала зайду опять крикнуть. Заяц понатужился и крикнул. От его крика деревья погнулись, речки всколыхнулись и все кузнечики повыскакали из домов.

— Ай! Ай! — кричали все наперерыв. — Несите табаку еще и скажите, что у нас больше нет.

— Ну, тетушка, довольно с нас? — сказал заяц, получив выкуп в третий раз засунув в мешок.

— Нет, племянничек, без четырех углов и дом не строится! — отвечала волшебница. — Теперь подбежим к самой деревне и крикни там.

Они побежали и заяц у самой деревни крикнул в четвертый раз. От этого крика, сделалось землетрясение и деревня повалилась, а кузнечики со страху ухватили себе в рот по листику табаку и побежали куда глаза глядят. С тех пор у всякого кузнечика изо рта идет слюна табачного цвета, если его взять в руки.

Волшебница, видя, что кузнечики разбежались, пошла домой. В мешке у нее оказалась дыра и табак посеялся. С тех пор он стал расти опять.

СТРАШНЫЙ ЧЕЛОВЕК И КОТ ВАСЬКА

очно ли он живой? А если он не живой, то как же он стоит на ногах? Вопрос этот занимал птиц целого квартала. Галка уверяла, что без совещания никакого вопроса решить нельзя, а сорока, всегда готовая потрещать, держалась мнения своего собрата галки. Они устроили заседание, чтобы решить раз на всегда вопрос: живой ли человек стоит в огороде?

В один прекрасный день все галки получили письма следующего содержания: «Г-жа сорока имеет честь просить к себе г-жу галку к пяти часам на червей и на музыку».

Сорока не надеялась, чтобы к ней пошел кто-нибудь только для разговора, а потому для приманки она приглашала на червей и на музыку. Червей-то она приготовила, а музыкою она называла их собственное пение. «Ведь поют же вороны грачи, когда собираются стаями», думала сорока.

Все явились по приглашению, чтобы поесть червей, собранных в углублении дупла, но сначала порешили потолковать и узнать мнение друг друга относительно вопроса, живой ли человек стоит в огороде.

Самая старая галка достала из кармана — а карман у нее был под крылом — бумагу и прочла свое мнение, изложенное на этой бумаге: «Мне совершенно ясно, что в огороде стоит живой человек, и на это я имею семь доказательств».

— Постойте, — сказала сорока, — мне надо это записать, а то мы все перезабудем.

— «Прежде всего, — продолжала читать галка, — человек в огороде стоит на двух ногах. Это ясное доказательство, что он живой. Во-вторых: у него надета шляпа, следовательно, у него есть голова. В-третьих: на нем пальто с карманами. В-четвертых: он машет руками. В-пятых: он прикасается к какой-то вещи вроде бумажного змея, на котором болтаются бумажки. В-шестых: он живой, потому что стоит именно в таком месте огорода, где хорошая еда. В-седьмых…»

— Все это вздор! — грубо вскричала одна из галок со шляпою набекрень; она не имела терпения дослушать до конца дурацкие доказательства. — Этот человек в огороде — не живой!

— Почем же вы знаете?

Грубая галка с презрительным выражением повернула свой нос и крикнула:

— Потому что… потому что… он без сапог.

— И мы тоже без сапог, однако же мы живы! — смеясь, заметила молодая галка в круглой шляпе.

— Но ведь у него палки вместо ног, — продолжала грубая галка, — только дура может предполагать, что он живой.

— Вовсе нет, — возразила сорока. — Я видела, как по дороге шел один раз человек и у него была палка вместо ноги.

— Но ведь я была там в то время, когда его ставили! — вскричала галка. — Они в землю воткнули две палки и надели на них панталоны и пальто, а потом шляпу. Рукава у него болтаются от ветра и я уверена, что в них нет рук.

— О!.. о! — закричали птицы. — Что это за штуки! Какая подлость! Какой обман!

Черная галка не говорила ни слова. Это была мрачная птица и решительная особа. Она сидела несколько в стороне, но тут подпрыгнула к другим и замогильным голосом проговорила:

— Отправимтесь завтра в огород в половине четвертого и опрокинемте это пугало, если это не живой человек.

— Опрокинемте! Опрокинемте! — подхватили присутствующие.

Сорока поскакала за червями, а остальные принялись петь:

Чучело, ты, пугало!Погоди, постой,Зададим мы тебе.Чу-чу-чу-чело!Чижи, воробьи, снегири,Не бойтесь ничего,

Своротим его.Чу-чу-чу-чело!Слетайтесь все в огород,Изорвем мы его;Будьте с нами в одно,Чу-чу-чу-чело!

Они пели до того, что все охрипли. Сорока же вернулась со слезами на глазах.

Черви, приготовленные для угощения, все расползлись.

Но гости, чувствовавшие сильный голод, из вежливости заявили, что они не хотят есть и разошлись по домам.