Звездоплаватели (авторский сборник)

И вот я стою возле Грации, а она не шелохнется, не дышит — окаменела. Я вспомнил тем утром, как умерла моя сестра Клотильда, когда война лютовала над Землей…

Вождь дотронулся до меня и показал:

— Она не умерла!

Отчаянно надеясь на что-то, я всматривался в милые черты. Что-то блеснуло в очах, покрытых печалью смерти. Это подбодрило вождя, и он отошел, оказывая помощь другим, возвращая их к жизни.

Сколько стоял я возле Грации? Может, не больше четверги часа, но это время, заполненное переживаниями, показалось мне вечностью. Потом подошли трехноги и перенесли ее в укрытие, которое обогревал радиатор, подобный нашим.

Все складывалось хорошо — буря тоски в моей душе улеглись. Я верил, что Грация оживет, а ее отец поддержал эту надежду, когда снова подошел ко мне. И все же, когда она наконец раскрыла глаза, я на некоторое время точно остолбенел. Словно созвездия вынырнули из прибрежного тумана на берегах озера осенней ночью, а потом будто потоки света полились, как при восходе розового солнца. Нежно-нежно глядела она, словно не понимая, что произошло. Наконец спросила:

— Враги уничтожены, раз вы возле меня?

— Да, их прогнали прочь!

И радость залучилась, словно ароматом с цветущих берегов обдала меня. Переживания Грации переходили в форму жестов, мягких, почти незаметных жестов, что создавало непосредственную связь между нами. Потом пауза, мы бы сказали — тишина, мы, которые используют слова. Что-то невысказываемое пролетело, какие-то таинственные крылья подсознательной жизни. Потом жесты:

— Какое счастье, что я вижу вас теперь возле себя! Вы словно вернули мне жизнь! Я так счастлива!

И когда я понял эти слова, какое-то незнакомое еще вдохновение охватило меня.

— Я тоже, — сказал я, — я тоже счастлив! Мне так хороню, как в детстве!

Прильнув плечом к моему плечу, Грация рукой нежно обвила мне шею. И тогда, казалось, я пережил что-то недоступное мне ранее и ничем не сравнимое с наивысшими восторгами любви человеческой.

В этот миг пришел Антуан с вождем.

— Все хорошо, — сказал вождь. — Сегодня вечером она будет здорова.

Антуан и я смотрели на него, не понимая, в чем дело.

— Она сейчас еще больна, — объяснил он. Вождь оказался прав. Только на другой день Грация почувствовала себя уже совсем хорошо. Я приходил к ней ежедневно. Война продолжилась, но на этот раз мы закончили ее быстро.

Во время передышки мы изготавливали новые аппараты защиты. А зная недостаточность инициативы трехногов, мы подробно объяснили им все неполадки, которые могли встретиться, и рассказали, что тогда нужно делать.

Теперь трехноги сами умели изготавливать оружие. Как я уже говорил, их быстрота и точность работы были намного выше людской, и они решили изготовить себе много таких аппаратов, чтобы защитить все свои границы.

— Мы научим и наших соседей делать то, что вы показали, — сказал вождь в тот день, когда уже можно было всему войску вернуться в пещеры. — А они научат других. Таким образом, ваша наука понемногу обеспечит нам защиту от нашествий звероподобных. Звездоплаватели Земли выручили своих братьев!

Эпилог

Шли дни, сменяя друг друга. Мы познакомились еще и с другими группами трехногов и на широкой равнине изготовили светящиеся фигуры, такие большие и яркие, что их было видно с Земли.

В первую же ночь мы послали световой сигнал системой длинных и коротких отблесков, которую открыл Морзе — изобретатель прошлого столетия. Система эта была настолько проста, что можно было легко передавать слова. Нас сразу приняли и поняли. Скоро мы получили новости — десять радиостанций ответили нам. Антуан и Жан получили «межпланетные радиовесточки» от своих родственников, а я — от приятелей, так как моих близких уже не было в живых.

Результаты нашего путешествия вызвали целую бурю восторгов на Земле. Газеты описывали его, как самое выдающееся событие века, а некоторые — как чрезвычайнейшее дело во всей истории человеческого рода…

Я же чувствовал все большую тягу к Грации. Мы встречались ежедневно и целые часы проводили вместе. В чувствах наших я замечал столько необычного, что боялся даже уяснить их суть.

Как объяснить эти удивительные волны, эти прекрасные содрогания всего естества? Ничего подобного я не переживал в моей невеселой жизни. Я не допускал и мысли, что это могла быть любовь в людском понимании. Во мне полностью угасло наше людское похотливое чувство. Потому что если бы оно и проснулось, то у Грации, я думаю, вызвало бы только обиду, а мне стало бы стыдно.

Каждый раз во время легчайшего прикосновения к ее телу я ощущал какое-то обожание, какое-то необычайно сладкое чувство, такое же, как в тот день, когда к Грации вернулась жизнь.

Быть может, такова и есть настоящая любовь? Но если это так, то она так же далека от человеческой любви как Грация от наших женщин. Я молчал, потому, что не мог передать любимой своих чувств словами, но был счастлив! Как счастливые тени блуждали мы по лесам, по берегам молчаливых озер, по подземным пустотам…