— Так и действуйте. Если вы в самом деле способны на это, то позвоните им с утра и повторите приглашение. Кроме Остерманов, разумеется. Как вы обычно делаете... Й помните, что мы рядом. Самое сложное оборудование, изготовленное самыми крупными корпорациями, задействовано в вашем доме. Даже самое мелкое и незначительное оружие, вроде трехдюймового бритвенного лезвия, будет тут же выявлено. А если у кого-то окажется четырехдюймовый револьвер, вас через минуту уже не будет в доме.
Положив трубку, Таннер глубоко затянулся. Сняв руку с телефонного аппарата, он почувствовал, что находится в свободном падении. Это было странно и неудобно — ощущение полного одиночества.
Его благополучие теперь полностью зависело от человека по имени Фассет. Джон был целиком в его власти.
Уикенд
17
Такси подъехало к дому Таннера. Собачка Джона, мохнатый уэлш-терьер, взлаивая, носился взад и вперед по дорожке, всем своим видом давая понять, как он рад долгожданным гостям. На лужайку выбежала и Джаннет. Открылась дверца такси: из машины появились Остерманы. У обоих в руках были завернутые пакеты с подарками. Водитель вытащил и большую сумку.
Таннер смотрел на них из дома: Берни был в дорогом пиджаке стиля «Палм-Бич» и в голубых брюках; Лейла в белом костюмчике с золотой цепочкой на поясе, юбка была обрезана значительно выше колен, а широкополая мягкая шляпа прикрывала левую сторону лица. Она представляла собой олицетворение успехов и здорового образа жизни Калифорнии. Но и во внешнем облике, и в поведении Берни и Лейлы была некоторая искусственность: большие деньги пришли к ним лет девять тому назад.
Или их успехи были всего лишь фасадом, пытался понять Таннер, наблюдая за парой, которая сейчас обнималась с его дочерью. Или же они в самом деле годы и годы обитали в мире, в котором рукописи и съемки были для них всего лишь вторичным занятием — отличной крышей, как сказал бы Фассет?
Таннер посмотрел на часы. Было две минуты шестого. Остерманы прибыли довольно рано — в соответствии со своим собственным расписанием. Может быть, это было их первой ошибкой. Или, возможно, они не ожидали увидеть его дома. Он обычно оставлял кабинет пораньше, когда приезжали Остерманы, но в любом случае он не мог быть дома раньше половины шестого. В письме Лейлы прямо говорилось, что их самолет из Лос-Анджелеса приземляется в аэропорту Кеннеди около пяти. Задержка прибытия была нормальным явлением. Но невозможно было себе представить, что они прилетели раньше назначенного срока.
У них, должно быть, есть объяснение. Интересно, упомянут ли они его?
— Джонни! Ради Бога! Мне показалось, что я слышала лай! Это же Берни с Лейлой приехали! Чего же ты стоишь тут? — Элис вышла из кухни.
— О, прости... Я хотел дать Джаннет возможность пообниматься с ними.
— Иди же встречай их, глупыш. Я только включу духовку. — Таннер направился к входной двери, а его жена кинулась на кухню. И, взявшись за медную ручку, он понял, как чувствует себя актер перед выходом на сцену в трудной роли. Неуверенным — совершенно неуверенным — несмотря на все репетиции.
Облизав губы, он вытер лоб тыльной стороной ладони. Наконец, решившись, повернул ручку и толчком открыл дверь. Другой рукой он распахнул вторую створку и сделал шаг навстречу гостям.
Уикенд Остерманов начался.
— Привет, шрайбер[3]
! — крикнул он с широкой улыбкой. Это было их обычным приветствием; Берни даже считал его весьма почетным.— Джонни!
— Привет, дорогой!
Стоя на расстоянии тридцати ярдов, они орали друг другу и обменивались широкими улыбками. Но даже с этого расстояния Джон Таннер видел, что глаза у них не улыбаются. Они внимательно изучали его — бегло, но безошибочно. На какую-то долю секунды Берни прекратил улыбаться и застыл без движения.
Это длилось всего лишь мгновение. Словно они заключили между собой молчаливое соглашение не касаться невысказанных мыслей.
— Джонни, я ужасно рада видеть тебя. — К нему через лужайку бежала Лейла.
Джон Таннер позволил Лейле обнять себя и почувствовал, что отвечает ей с большим энтузиазмом, чем мог предполагать. Он понимал, в чем дело. Он выдержал испытание — первые секунды встречи с Остерманами лицом к лицу. Он начал догадываться, что Фассет, кроме всего прочего, был прав и в этом. Может, ему и удастся вынести все это.
Делайте то, что вы обычно делаете; ведите себя, как вы обычно ведете. И не думайте больше ни о чем.
— Джон, ты выглядишь великолепно, ну просто великолепно, парень!
— Где же Элис, моя радость? — спросила Лейла, наконец отступая в сторону, так что Берни мог теперь обнять Таннера своими длинными тонкими руками.
— В доме, возится с кастрюлями. Входите же! Давай я возьму багаж... Нет, Джаннет, моя милая, тебе не стоит поднимать сумку дяди Берни.
— Не понимаю, почему бы и нет, — засмеялся Берни. — Она вся набита только полотенцами из «Плазы».
— «Плазы»? — Таннер не мог сдержаться. — Я думал, вы только что прилетели.
Остерман глянул на него.
— Ну да. Мы прилетели пару дней назад. Я расскажу тебе, в чем дело.