Звучат лишь письмена

Через двадцать лет в записке о предполагаемом избрании профессора Николая Александровича Невского в действительные члены Академии наук СССР академик В. М. Алексеев, вспоминая те годы, писал: «В 1910 г. Н. А. поступил на китайско-японское отделение Фак. Вост. Языков, где его преподавателям, в том числе и одному из подписавших эту записку, стало очевидным полное соответствие призвания с наличностью необыкновенных способностей и такой же рабочей силы. В результате своих занятий он написал работу на исключительно для него предложенную тему, требовавшую поэтического анализа наиболее трудных стихотворений Ли Бо^[51], и справился с темой, как с тех пор никто из учащихся китаистов».

Поскольку перед факультетом стояла задача подготовить опытные кадры преподавателей-японистов, Н. А. Невский был оставлен при университете для подготовки к профессорской деятельности. Однако в связи с начавшейся первой мировой войной средств у факультета не хватало, и Невский временно был оставлен без всякого содержания. Поэтому, пополняя свое образование уже в первую очередь как японовед, он одновременно поступил на работу в нумизматической отдел Государственного Эрмитажа, где занимался разбором китайских и японских монет.

В Стране восходящего солнца

Через год университет изыскал средства и направил Николая Александровича в Японию для усовершенствования знаний и приобретения необходимых навыков в разговорном языке.

Невскому было предложено заниматься в Японии синтоизмом^[52]. В Японии к тому времени уже находились О. О. Розенберг, изучавший японский буддизм, и Н. И. Конрад, работавший над темой «Китайская культура в Японии».

Николай Александрович с увлечением принялся за работу. Он изучает памятники древней японской литературы, в особенности норито^[53]. Норито сопровождались обычно магическими действиями и заклинаниями, которые до недавнего времени вводились в придворные религиозные церемониалы и были очень похожи на некоторые ритуальные песни японских шаманок-знахарок из северо-восточных провинций и моления жриц с островов Рюкю.

Торжественное, ритмичное звучание древних обрядовых песнопений захватывало:

Подносится жертва обильная:

Богу-мужу на одеяние —

светлые ткани,

блестящие ткани,

мягкие ткани,

грубые ткани…

В равнине великого луга растущее —

овощи сладкие,

овощи горькие…

В равнине синего моря живущее —

с плавниками широкими,

с плавниками узкими…

Николай Александрович много ездит по Японии, изучает синтоизм в жизни. Это неизбежно приводит его к занятию этнографией, что было его увлечением еще студенческих лет. Учась в университете, Невский был частым гостем Музея антропологии и этнографии и посещал семинары знаменитого этнографа Л. Я. Штернберга. Николай Александрович знакомится с видными японскими этнографами того времени Накаяма Таро и Янагида Кунио и начинает сотрудничать в японских этнографических журналах.

Этнографические занятия пробудили у него интерес к языку и фольклору айнов — древнего населения японских островов, Сахалина и Курил, а также к диалектам японского языка, особенно таким древним, как язык жителей островов Рюкю.

В России произошла Октябрьская революция. Началась гражданская война. Войска интервентов оккупировали Дальний Восток. Пути к возвращению на Родину пока были отрезаны. Невский поступает в японский Высший коммерческий институт в городе Отару на Хоккайдо преподавателем русского языка. Научных занятий он не бросает.

В 1921 году Николай Александрович женился на японке Мантани Исо, дочери крестьянина-рыболова из деревни Ирика на Хоккайдо. Их брак был зарегистрирован в Советском генконсульстве в городе Кобэ. Мантани Исо была учительницей музыки. Они обучала игре на японском национальном инструменте бива.

Невский усиленно занимается диалектологией, посещает лекции видного японского диалектолога Киндайти^[54]. Научные занятия заполняли все его свободное время, всю его жизнь.

Вот выписки из дневника И. А. Невского тех лет.

30 декабря 1921 года.

«Проснулся в половине восьмого.

Начал разбирать Меноко-юкара^[55], записанную в Отару 20-го числа сего месяца. Пока дело продвигается слабо, не могу еще как следует анализировать текст, придется в Новом году прослушать еще лекции две у Киндайти. Около десяти часов явился студент Учительского института… Уинтин Кенгфу, уроженец острова Маякодзима… Со слов Уинтйна записал следующую сказку…

Уинтин просидел до трех часов. Около четырех пришел г-н Накаяма. С ним вместе обедали у меня. Около шести явился Оригути. Просидели до половины девятого. Разговаривали главным образом об издании Этнографического журнала».

4 января 1922 года.

«К трем часам поехал к Раммингу^[56] (так как у него был телефон), и с ним вместе поехали к Рамстедту^[57]. Последний встретил нас очень просто и мило. Говорили преимущественно на лингвистические темы. Рамстедт произвел впечатление весьма и весьма серьезного лингвиста не только в своей специальности тюркских языков».

6 января 1922 года.