Звук: слушать, слышать, наблюдать

Безусловно важное достоинство нотной записи: она позволяет охватить развертывание звука конспективно, «одним взглядом». Ее опасность кроется в том, что она представляет звук как пространственный феномен и заставляет забыть о том, что она работает только с отдельными параметрами, в итоге стирая из памяти то, что в ней не отмечено.

Мы не призываем полностью отказаться от партитуры и лишить себя ее преимуществ, совсем наоборот. Мы просто предлагаем в разумных пределах компенсировать ее недостатки словами.

4.2. Почему слова?

4.2.1. Неизрекаемый звук?

Слушать все подряд — адское мучение: вы словно бесконечно погружаетесь во что-то и не в состоянии уклониться от звуков, осаждающих вас со всех сторон. Естественно, мы имеем в виду слушание всех типов звуков.

У музыкантов не бывает этой проблемы. К немузыкальным звукам они относятся так же, как все остальные, и хотя их легко могут преследовать бытовые шумы, они чаще всего удерживают их вне поля своего эстетического интереса.

Работать над слушанием звуков любого типа — значит вступить на путь, на котором рано или поздно может возникнуть желание дать задний ход.

Встречаются люди, вроде композиторов конкретной музыки или звукоинженеров, которые без ума от звуков и запирают себя как медведи в берлоге. Если вы хотите сочинять музыку на основе фиксированных звуков или расширять звуковую палитру кино, рано или поздно вам потребуются слова, чтобы все это структурировать.

В настоящее время наблюдается противоположная тенденция. Многие считают, что слова не нужны, раз есть изображения и графики. И кроме того, звук же неизрекаем, не так ли? На это можно ответить, что до тех пор, пока не будет до конца изречено все, что можно изречь, слово «неизрекаемый» — это лишь отговорка.

4.2.2.

Именовать и приручать

Есть именование — и есть именование. Акт именования, рассматриваемый Франсуазой Дольто в том смысле, что язык гуманизирует звуки, среди которых живет младенец и которые могут его тревожить, — это другая проблема. Она состоит не только в том, чтобы указать реальную причину и назвать ее (это шумит пылесос, а это воду сливают), но и в том, чтобы понять и развеять тревогу, которую могут вызывать эти звуки.

В этом смысле называть звуки, то есть «приручать» их, говоря словами Дольто, — не значит описывать их сущность. Именно эту «гуманизацию» шумов при помощи речи имеет в виду Рильке, когда в «Третьей элегии», обращаясь к матери, хвалит ее за то, как она сделала для своего ребенка мир «дружественным», а ночь — не такой тревожной: «Не было скрипа, который бы ты, улыбаясь, не объяснила, как если бы издавна знала, когда половицы дурят»¹⁵².

Но нам нужно переходить к следующей стадии, и нет речи о том, чтобы имитировать, повторять или «наверстывать» эту. 5. Словарь для сборки

Говорят, что в языках мало слов для обозначения и описания звуков как таковых. В то же время сохраняется миф о том, что где-то живут существа, «близкие к природе» — индейцы, эскимосы, — у которых в языке намного больше слов для обозначения акустических впечатлений. В какой-то другой культуре, в другом искусстве есть все слова, которых нам не хватает.

Возможно, что отдельные цивилизации и языки в силу своего образа жизни имеют более дифференцированный запас слов для обозначения того или иного типа чувственных явлений, в том числе звуковых. Культура или цивилизация охотников, как и культура виноделия, располагает определенным словарным запасом. И наоборот, употребление языка определяет эту культурную дифференциацию. Но нельзя под предлогом обращения к другим культурам отмахиваться от своей собственной.

Итак, для обозначения и описания звуковых впечатлений в любом языке всегда существует больше слов, чем думают его «пользователи», как ошибочно называют тех, кто говорит на этом языке, как будто язык — это всего лишь инструмент!

5.1. Инвентаризация или неологизмы: пример «звяканья»

Человек, говорящий по-французски и наделенный определенной культурой, знает некоторое число слов, обозначающих звуки, распознает их и понимает, когда они употребляются у какого-то писателя (при условии, что он читает), но никогда не использует их в своей жизни или работе, даже если он музыкант. Даже в специализированных изданиях постоянно пишут о «звуке» или «шумах», тогда как можно написать точнее: «стук», «хруст», «грохот», «шуршание», «шипение». Когда эта лексикографическая бедность попадается в теоретических или научных изданиях, вроде тех, что мы цитировали, она ясно демонстрирует априорную позицию — отказ признавать за шелестом, хрустом, стуком достоинство, качество специфического восприятия.