100 великих крылатых выражений

Но даже здесь, где Декарт чувствовал себя почти в безопасности, шоком для него стало известие о том, что Галилей осужден инквизицией. Поэтому, боясь церковного преследования, он не стал издавать написанный им трактат «Мир», а следующую работу – «Discours de la méthode» – «Рассуждение о методе» (1637) – осторожности ради опубликовал анонимно. Написана она была не на латыни, как большинство трудов Декарта, а по-французски.

Со временем эта небольшая книжица стала одним из самых знаменитых философских сочинений, а одна из ее ключевых фраз: «Je pense, donc je suis» – «Я мыслю, следовательно, я существую» остается одним из самых знаменитых философских афоризмов.

Диспут Декарта (справа) и королевы Кристины.

Художник П. Л. Дюмениль. XVIII в.

Для Декарта же она стала основой всей его философии. В «Рассуждении о методе» он писал: «…В это самое время, когда я склонялся к мысли об иллюзорности всего на свете, было необходимо, чтобы я сам, таким образом рассуждающий, действительно существовал. И заметив, что истина “я мыслю, следовательно, я существую” столь тверда и верна, что самые сумасбродные предположения скептиков не могут ее поколебать, я заключил, что могу без опасений принять ее за первый принцип искомой мною философии» (IV).

Позднее, в «Началах философии» (1644), написанных по-латыни, Декарт еще раз сформулировал свою заветную мысль: «…Полагать, что мыслящая вещь в то самое время, как она мыслит, не существует, будет явным противоречием. А посему положение “я мыслю, следовательно, я существую” – первичное и достовернейшее из всех, какие могут представиться кому-либо в ходе философствования» («…ac proinde haec cognitio, ego cogito, ergo sum, est omnium prima et certissima…»; ч.1, § 7). Популярная сегодня формулировка «мыслю, следовательно, существую»

, как видите, представляет собой простое сокращение этой фразы.

Чем же так поразила современников эта лаконичная, чеканная фраза: «Cogito, ergo sum»? Для нас она звучит теперь очень банально. Мы заведомо полагаем, что человек – мыслящее существо, свободно мыслящее существо. Но подобное восприятие человека стало складываться лишь после гордого заявления Декарта.

Почти одновременно с Бэконом он формирует и основы современного научного понимания мира. Бэкон завещал будущим поколениям ученых поверять любые умствования экспериментальным путем, а Декарт призывал все наши наблюдения, весь опыт, полученный нами, осмысливать – размышлять по поводу любых фактов. Оба этих метода, предложенных великими философами первой половины XVII в., окончательно освободили науку от пут схоластики, сделали ее той самой Наукой с большой буквы, которая успешно развивается и в XXI в.

Если научному методу Бэкона можно предпослать девиз «Проверяй все!», то методу Декарта – «Сомневайся во всем!». Его «сомнение» принципиально отличается от сомнения средневековых схоластов. Те сверялись с Библией и подыскивали подходящие библейские строки, чтобы зародившееся сомнение развеять, истребить. Позднее для некоторых схоластов авторитет Аристотеля стал не менее важен, чем библейское начетничество; все, что излагалось Аристотелем, они принимали на веру, как закон земной и небесный. Однако результаты наблюдений, тщательно проведенных Коперником и Галилеем, пошатнули слепую веру и в Библию, и в Аристотеля. Оказалось, что Природу надлежало заново исследовать, вино новых истин и не вливать в мехи старых догм. Вслед за Бэконом и Декартом ученые привыкают наблюдать за окружающим миром и путем размышлений открывать его законы, неведомые еще Аристотелю и не изложенные в Библии. Декарт и Бэкон пребывают у истоков современной науки.

Казалось бы, всепоглощающее сомнение Декарта могло бы подорвать веру в то, что мир вообще поддается познанию. Однако он оставил несомненным одно: что, раз он сомневается, он думает, мыслит. А поскольку он мыслит, он, следовательно, существует. Это осознание, по Декарту, и создает основу нашего, человеческого существования.