1000 не одна ночь

Звучало довольно обнадеживающе, но не настолько, чтоб напряжение отступило.

— Я хочу, чтоб ты была покорной этой ночью…посмотри на меня.

Заставил поднять голову и заглянуть в его невыносимые зеленые глаза.

— Я хочу сделать тебя своей.

— Шармутой?

Это вырвалось само, неожиданно, потому что крутилось на языке и жгло горло с того момента, как он снова меня так обозвал.

— Не важно кем…Альшитаааа…это не имеет никакого значения в данный момент. Ты как чистый лист, на котором я собираюсь рисовать.

— Рисовать или пачкать грязью?

Улыбка пропала с его лица, и он стиснул мои скулы с такой силой, что на глаза навернулись слезы.

— Ты девка, которую везли продавать в бордель, подаренная мне. Шлюха, которая стоила копейки. Ты считаешь, что ты слишком чистая для меня?

Тяжело дыша смотрела ему в глаза и чувствовала, как внутри поднимается ненависть яростная и клокочущая, как бурлящая лава.

— Да или нет?

— Да!

Оскалился мне в лицо, заставив невольно дернуться всем телом.

— Значит такова твоя участь потонуть и захлебнуться в грязи. Тебе уже никогда не отмыться, Альшита.

— Настя! — чувствуя, как слезы катятся из глаз, — Меня зовут Настя!

— Ты разве не поняла? Мне плевать как тебя звали. Своим вещам и животным я сам придумываю имена или клички. И впредь если осмелишься принять ванну раньше меня я окуну тебя в помойную яму.

* * *

Я слышала, как издалека доносится музыка, ритмичные удары по табле* вместе со звоном риков* мужские голоса и смех…женский. Довольно странно было себе представить, что бедуинские женщины будут смеяться там среди мужчин, но себе больше ничего не представляла я с ужасом ждала ночи, когда вернется Аднан и заставит меня быть покорной, как он сказал.

Только я не стану такой, как он хочет, а значит, возможно, не переживу эту ночь. Нет, я не думала о том, что Аднан меня убьет…но меня убьет насилие над моим телом, я не смогу этого пережить. Меня это сломает и от Насти уже ничего не останется. Она не сможет поднять голову и прокричать в лицо бедуина свое имя с такой вызывающей гордостью, как сегодня. А если я больше не смогу быть Настей….зачем мне вообще быть?

Я ходила по комнате измеряя ее углы шагами, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи и к лаю собак где-то вдалеке. Ко мне вошла какая-то женщина и расставила по полу свечи в глиняных подсвечниках. Она двигалась бесшумно и не смотрела на меня, а когда я ее окликнула даже не повернулась ко мне, а пулей выскочила из помещения и даже не прикрыла за собой своеобразную дверь. Если б она была христианкой, то, наверное, перекрестилась бы в ужасе…они знают кто я вот и относятся ко мне так презрительно. Потому что я продажная девка для мужских забав и недостойна их взглядов я уже молчу о том, чтобы заговорить со мной. Это ранило намного сильнее жестоких слов Аднана. Хотя, чем уже можно ранить пленницу, рабыню без имени и прошлого, которая не имеет права даже слово сказать только смириться со своей участью. Но самое страшное — это потерять уважение к себе, потерять свои воспоминания о доме, маме и об отце, о своей семье. Отречься от них. Лучше смерть…Не увидит он от меня покорности, не дождется, чтоб на колени стала и голову опустила, как их женщины. А принудит — руки на себя наложу.

Снаружи продолжала доносится музыка, смех и голоса. Женщины хохотали вызывающе громко и мне до зуда было любопытно, что там происходит. Я выглянула за приоткрытую дверь и прикрыв голову и лицо куфией вышла из шалаша. Прокралась у стены и затаившись посмотрела, что там происходит у костров. В начале не поверила своим глазам — на помосте, сколоченном из досок и обложенном кирпичом танцевали полуголые женщины в прозрачных шароварах, мужчины отбивали очень ритмичную мелодию, а женщины призывно крутили бедрами, выплясывая «танец живота» и позвякивая сагатами*3. Так вот как они развлекаются здесь в пустыне. И эти женщины явно не жительницы деревни. Тогда откуда они здесь взялись? Осмотрелась по сторонам и в глаза бросилось несколько джипов, стоящих под навесом. В контрасте с окружающей меня нищетой это вызывало шок, но я уже начала привыкать, что здесь все совсем не такое, каким кажется на первый взгляд. И бедуины возможно далеко не бедные люди, просто ценности и приоритеты у них совершенно другие, как и менталитет…это не значит, что мне не казалось все это дикостью, хотя в то же время возникало странное чувство внутри, как волнение и оно не утихало, а лишь набирало обороты. Особенно когда смотрела на мужчин у костра и увидела среди них Аднана. Он вальяжно развалился на подушках и курил кальян и даже издалека я видела его невероятно правильные черты лица и эту животную грацию, скрытую в небрежности движений, и я уже знала, как молниеносно двигается этот хищник и даже как профессионально он убивает.