Кошка с вытаращенными глазами уносится прочь, а мы тащим Джиллиан к машине. Одри была права: у нее слипаются глаза и заплетается язык. Пьер открывает дверь, и Джиллиан тут же заваливается в машину, раскинувшись на задних сиденьях. Ее ноги безвольно болтаются, как две вареные макаронины. Посмотрев на это, Пьер говорит:
– Мне, наверное, лучше поехать с ней сзади.
Я пожимаю плечами, что означает: у меня нет никакого мнения обо всем происходящем. Я здесь просто потому, что приходится.
Одри наблюдает, как они устраиваются сзади, заглядывает в окно, чтобы посмотреть на Джиллиан, и поворачивается ко мне. Она устала, ее плечи поникли, но в глазах светится благодарность.
– Удачи! Скоро увидимся. – Она сует мне в руку ключи от машины Джиллиан и на секунду сжимает мою ладонь в своей. – И спасибо тебе.
Усевшись за руль, я пристегиваюсь. Джиллиан уже вырубилась. Пьер положил голову сестры себе на колени. Мне не хочется с ним разговаривать, но приходится спросить:
– Пристегнулся?
– Ага, – так же кратко отвечает он. Секунду помолчав, он спрашивает: – Далеко ехать?
– В Андерсонвиль.
– Это далеко?
Ах да. Семья Джиллиан живет к западу от города, в Оук-Парк. Интересно, часто ли он приезжает в город и знает ли другие районы или просто не слышал именно про этот? Я злюсь на себя за то, что думаю об этом. Про семью Джиллиан мне и так известно все, что нужно.
– Минут за десять доедем, – говорю я, еще раз проверяя, пристегнут ли ремень.
Поправляя зеркало заднего вида, я вижу, как он кивает. Включаю фары. Но ключ в зажигании все еще не поворачиваю.
– В чем дело? – спрашивает Пьер.
– Я… давно не водила, особенно ночью. – У папы есть машина, которую мне можно брать в любое время, когда он сам ею не пользуется, но мы живем в Бактауне, прямо рядом с синей веткой метро, и автобусы рядом останавливаются, а уж если совсем приспичит, всегда можно найти такси. В последнее время папа стал жаловаться, что у нас в районе слишком шумно и надо бы перебраться в местечко потише. Но в этом доме мы жили с мамой, там наш засохший огород и все остальное, и, думаю, он понимает, что наши хрупкие отношения продержатся дольше, если мы останемся там хотя бы до тех пор, пока я не уеду в колледж.
– Спешки нет, – говорит Пьер. – К тому же ты говоришь, это недалеко.
– Точно, – отвечаю я. Недалеко.
Я завожу машину, и вместе с урчанием двигателя включается классическая музыка. Я удивлена, потому что не знаю никого, кто бы слушал классическую музыку, за исключением папиных ровесников. Джиллиан производит впечатление человека, который предпочитает поп, хип-хоп или электронную музыку – что-то с четким ритмом, соответствующим ее безграничной энергии. Но я благодарна за умиротворяющее пение струнных инструментов.
Я держу руки на руле в положении на «два часа» и на «десять часов» и еду медленнее положенного. Некоторые меня обгоняют, но вроде никто не злится. Как только я чуть-чуть успокаиваюсь, Джиллиан начинает постанывать во сне, с каждой секундой все громче. Я смотрю на них в зеркало заднего вида, размышляя, не надо ли остановиться, но, похоже, у Пьера все под контролем. В тусклом свете уличных фонарей я вижу, как он гладит ее по плечу, еле слышно шепча:
– Все в порядке, Джилли. Мы почти на месте.
Он продолжает успокаивать ее, и стоны вскоре стихают, сменившись негромким храпом. Неровное дыхание смешивается со звучанием классической музыки, и в какой-то момент ее храп настолько точно совпадает с особенно драматичным музыкальным фрагментом, что мы с Пьером не можем удержаться от смеха. Умолкая, мы переглядываемся в зеркале.
– Ты хорошо водишь, – тихо говорит он и поворачивается к окну, в которое смотрит до конца поездки.
И слава богу, потому что я никак не могу справиться с бешеным румянцем, залившим мое лицо после этого совершенно безобидного комплимента. Я пытаюсь понять, что изменилось за то время, что мы в машине. Пять минут назад я и смотреть на него не хотела, а теперь у меня горят щеки. Одри всегда говорит, что не стоит судить людей по первому впечатлению, и я не всегда соглашаюсь с ней, но, возможно, Пьер не так уж плох, как мне казалось. Возможно.
Каким-то чудом я нахожу парковочное место в нескольких шагах от дома Одри, притом достаточно широкое, чтобы обойтись без параллельной парковки. Я облегченно вздыхаю: увидев, как я пытаюсь втиснуться на чужой машине в узкую щелку, Пьер явно отказался бы от своего предыдущего утверждения. Но облегчение длится недолго, потому что нам никак не удается разбудить Джиллиан, чтобы вытащить ее из машины. Она с закрытыми глазами валится на Пьера, когда тот легонько похлопывает ее по щекам и говорит, что пора вставать. Когда я громко окликаю ее по имени и начинаю тащить за штанины, она вообще не реагирует.
– Одри живет на третьем этаже, – говорю я, как только становится очевидно, что нам придется ее нести. – И лифта нет.
– Черт, – говорит он, вздыхает и поправляет очки. – Поможешь мне взвалить ее на плечо?