12 новых историй о настоящей любви (сборник)

Пожалуй, заменить мне мать должна была бы тетя Фарра, но Одри так быстро взяла эту роль на себя, что больше никто не успел занять это место. Она на семь лет старше меня. Раньше это казалось огромной разницей, но теперь, когда я иду в последний класс, уже нет. Может, поэтому она и уезжает. Может, она считает, что я уже достаточно взрослая и она мне больше не нужна.

– Знаю, детка, – вздыхает тетя Фарра. – Все не могу отделаться от мысли, что она передумает или скажет, что пошутила. Говард говорит, я должна ее отпустить, ведь ей уже двадцать четыре. Но для любой матери это сложно.

Она осознает, что сказала что-то не то, почувствовав, как напряглось мое тело. Мне хочется убежать прочь, перестать быть человеком, рядом с которым люди осторожничают в словах, но тетя обнимает меня за плечи и притягивает к себе.

– Ты ведь знаешь, что я всегда рядом, девочка моя. – От тети Фарры пахнет клубникой. – Как только начнешь по ней скучать, звони или приезжай, ладно?

«По ней» могло относиться и к моей маме, и к Одри, и я боюсь, что тоска по ним обеим окажется для меня невыносимой.

Пару минут спустя я сую руки под струю холодной воды в ванной и прижимаю их к щекам и ко лбу. Взъерошиваю руками волосы – короткие, черные, пышные и кудрявые. Потом инспектирую тетин аптечный шкафчик, что делаю каждый раз, как прихожу к ней в гости.

Затаив дыхание, я проверяю, не изменилось ли там чего-нибудь. Коричневый флакончик с мелатонином. Мультивитамины для женщин. Таблетки от давления. Антидепрессантов по-прежнему нет.

Я облегченно выдыхаю и как раз собираюсь поставить на место оранжевый флакончик, когда дверь в ванную вдруг распахивается. От неожиданности я роняю флакон на пол, и тетины таблетки от давления разлетаются во все стороны.

– Черт! – даже не подняв головы, я опускаюсь на корточки и принимаюсь их собирать. Мало того, что я регулярно копаюсь в тетиной аптечке, так теперь меня еще и застукали за этим занятием…

– Давай помогу.

Я узнаю его по ногам. Черные «конверсы» с грязными белыми шнурками. Боковины резиновой подошвы исписаны шариковой ручкой. Я обратила на это внимание еще в кухне, но там я стояла слишком далеко, чтобы рассмотреть надписи, а теперь слишком смущена.

– Спасибо, – я отодвигаю край шторки для ванной, вылавливая из-за нее еще несколько таблеток.

Я жду, что Пьер извинится за вторжение без стука, но, похоже, за последние полчаса его настроение стало таким же скверным, как у меня.

– Знаешь, как бы ты ни переживала, не надо срываться на моей сестре. – Говорит он, наклоняясь и шаря ладонью вокруг основания раковины.

– Что, прости? – это придает мне решимости посмотреть на него. – Она предложила алкоголь подростку на семейной вечеринке. Ты считаешь это хорошей идеей?

– Во-первых, это не семейная вечеринка, а просто вечеринка. Она и для гостей Джиллиан тоже. – Он встает и кладет несколько таблеток на широкий край раковины. – И на самом деле ты не из-за алкоголя на нее взъелась. Ты просто к ней придираешься.

Я открываю рот, чтобы сказать ему, что он не прав, но то, что я и правда вела себя по-свински, понимают все присутствующие, и я в первую очередь. И все же я пока не готова признать это вслух, особенно перед ним.

– Я имею право чувствовать, то, что чувствую, – говорю я, с трудом удерживая флакончик в трясущихся руках.

Пьер хмурится и поправляет очки на переносице.

– Я и не говорил, что не имеешь, но не обязательно грубить моей сестре. Ты не единственная, кого расстраивает их переезд. И ты перегибаешь палку. Они же не умирают.

Тут я начинаю трястись уже всем телом. Мне удается закрыть флакончик и убрать его в шкаф, но когда он замечает мое состояние и начинает что-то говорить, коснувшись моего плеча, я во второй раз за вечер молча проскальзываю мимо него к выходу. Каким-то чудом мне удается выйти из ванной, не послав Пьера куда подальше.

В доме к тому моменту собралась целая толпа, которая ела, танцевала, хохотала и болтала с шумом, официально подтверждающим, что это полноценная вечеринка. Я узнала нескольких друзей Одри и Джиллиан, которых видела на демонстрациях, и пару человек из баптистской церкви, куда ходят тетя Фарра и дядя Говард и где я тоже бывала на службе. Но большинство людей мне незнакомы. Я вспоминаю замечание Пьера насчет того, что эта вечеринка не только для моей семьи, и морщусь.

Подоспел мой отец, что должно бы меня успокоить, но нет. С ним его новая девушка Бев, секретарша из Школы искусств Чикагского института, где он работает профессором истории искусства. Про Бев мне сложно что-то сказать. Она вроде бы милая, но я не понимаю, что отцу в ней нравится. Она спокойная? Предсказуемая? Сдержанная? У моей мамы ни одного из этих качеств не было, и мне никогда не приходило в голову, что они ей нужны.