К началу 1949 года в Урановой проблеме — у Берии — наметился близкий успех, а с созданием ракетной техники — у Булганина — дела шли значительно хуже. 8 января 1949 года Начальник головного ракетного НИИ-88 Лев Гонор и парторг ЦК ВКП(б) при НИИ-88 Иван Уткин обратились прямо к Сталину с особо важной докладной запиской, где сообщали, что работы по созданию реактивного вооружения проводятся медленно, и что Постановление правительства от 14 апреля 1948 года за № 1175-440сс находится под угрозой срыва. «
Дела, однако, шли по-прежнему ни шатко, ни валко, и к концу августа 1949 года Комитет № 2 при СМ СССР был ликвидирован. Ответственность за разработку дальних ракет особо важным Постановлением СМ СССР № 3656–1520 от 28 августа 1949 года возложили на Министерство Вооружённых сил СССР. Приказом Министра маршала Василевского № 00140 от 30 августа 1949 года было положено начало формированию Управления по реактивному вооружению МВС СССР. Увы, ничего путного и из этого не получилось. Уже в первом приказе Василевского было много слов, но мало дельных мыслей и конкретных идей. Так что особых успехов и у Управления по реактивному вооружению МВС СССР замечено не было.
А тут подоспел проект «Беркут», для реализации которого 3 февраля 1951 года Постановлением СМ СССР № 307-144сс/оп было образовано Третье Главное управление, замыкавшееся на Л.П. Берию. Итог был ожидаемым — 4 августа 1951 года Сталин подписал Постановление СМ СССР № 2837–1349 с грифом «Совершенно секретно. Особой важности», начинавшееся так:
«Совет Министров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:
1. Ввиду того, что разработка ракет дальнего действия Р-1, Р-2, Р-3 и организация серийного производства ракеты Р-1 родственны с работами по «Беркуту» и «Комете», возложить наблюдение за работой министерств и ведомств по созданию указанных ракет на заместителя Председателя Совета Министров СССР товарища Берия Л.П.»
И сразу положение с дальними ракетами стало выправляться. 10 декабря 1951 года была принята на вооружение ракета дальнего действия Р-1 с дальностью полёта 270 километров с боевой частью, содержащей 750 кг взрывчатого вещества с рассеянием по дальности ± 8 км, боковым ± 4 км. Это было только начало — не очень пока удачное, но ещё летом 1951 года предшественники Берии никак не могли наладить серийное производство Р-1 на Днепропетровском «автомобильном» заводе (знаменитом «Южмаше»).
Начали готовиться инженерные кадры для возникающей ракетной промышленности, стал улучшаться быт ракетчиков — всё по давно отработанной Берией и его соратниками «атомной» схеме.
Вернёмся в весенние дни 1946 года, когда 14 и 29 апреля в кремлёвском кабинете Сталина прошло два совещания на «ракетную» тему, а 13 мая 1946 года вышло Постановление СМ СССР № 1017-419сс «О вопросах реактивного вооружения», которым был образован Специальный комитет по реактивной технике под председательством Г.М. Маленкова. Берия в «ракетный» Спецкомитет Маленкова как член не входил, но вот оценка П.И. Качура, автора статьи «Ракетная техника СССР: послевоенный период до 1948 г.» в № 6 журнала Российской академии наук «Энергия» за 2007 год. Сталина, Берию — как и вообще советский строй, в постсоветской Академии наук любят не очень-то, но тем дороже то, что академический журнал признал:
«Фактически ракетостроением руководил Л.П. Берия. Г.М. Маленков не занимался организационными и производственными вопросами и был формальным председателем комитета».
Б.Е. Черток тоже подтверждает, что Маленков, как и сменивший его Булганин, «особой роли в становлении… отрасли не играли». «Их высокая роль, — признавал Черток, — сводилась к просмотру или подписанию проектов постановлений, которые готовил аппарат комитета». Всё повторялось, как в случае с «авиатором» Маленковым и «танкистом» Молотовым во время войны. Они председательствовали, а Берия тянул воз, хотя и не всегда это оформлялось официально.