10 МАЯ 1947 года в Специальном комитете реактивной техники при СМ СССР — в соответствии с Постановлением СМ СССР № 1454-388 «Вопросы реактивной техники» — произошла «смена караула». Первым пунктом Постановления Специальный комитет реактивной техники переименовывался в Комитет № 2, но суть заключалась во втором пункте (всего их было пять), гласившем: «
Был главным «ракетчиком» Георгий Максимилианович Маленков — стал главным «ракетчиком» Николай Александрович Булганин. А дальние ракеты всё так же не летали, или летали плохо.
Почему?
Ни Маленков, ни Булганин не были бездарными управленцами — в классической «команде» Сталина неумёх и бездарей не было, даже Хрущёв при Сталине из общей упряжки особо не выбивался. И Маленков, и Булганин много и толково поработали и до войны, и во время войны, и после войны. Но с ракетным Спецкомитетом ни у того, ни у другого не заладилось.
Почему?
Не потому ли, что у Маленкова, у Булганина к рубежу 1940-х–1950-х годов не было ни того вкуса к новому, который был у Берии, ни того вкуса к людям, который был у Берии? Послевоенные оборонные проблемы отличались небывалой новизной: атомное оружие, реактивная авиация, ракетная техника различных классов во главе с дальними ракетами, многофункциональная радиолокация, новая электроника, цифровые электронные вычислительные машины, новые, нередко экзотические, ранее не производившиеся материалы…
Даже испытанные сталинские соратники здесь терялись, а Берия — нет!
Почему?
Ну, во-первых, потому, что Лаврентий Павлович Берия был талантливее — имел быструю и точную реакцию, сразу ухватывал суть, широко мыслил. Во-вторых, он был крайне работоспособен, трудолюбив, и свободное от порученного дела время использовал тоже для работы. Наконец, Берия умел не только подобрать людей, вместе с ним делающих то, что было поручено Родиной и Сталиным, но и умел не мелочиться, доверяя им.
Известный ракетчик Борис Черток к Берии отнюдь не расположен. Однако он, сравнивая ситуацию у ракетчиков, над которыми стоял аппарат Оборонного отдела ЦК ВКП(б) во главе с Иваном Сербиным, имевшим прозвище «Иван Грозный», и у «атомщиков», вспоминал, что без санкции Сербина были невозможны никакие изменения, поощрения и т. п. А вот в Атомном» проекте и в проекте «Беркут» всё было, по словам Чертока, принципиально иначе, и он даже с некой грустью сообщает, что там, где руководил Берия, все кадровые решения, принимал Ванников, согласовывая их с Курчатовым и лишь представляя на утверждение Берии.
Конечно, Черток тут перебрал — ключевые кадровые решения Берия принимал сам, начиная с привлечения в атомные работы того же Ванникова и заканчивая назначениями директоров предприятий, как это было с директором «плутониевого» комбината № 817 Музруковым, которого Берия «высватал» с «Уралмаша». Но подчинённым Берия доверял — тем, кто этого заслуживал. Аппарат «атомного» Спецкомитета № 1 был небольшим, хотя на Секретариат ложилось много обязанностей, включая подготовку проектов Постановлений Совмина СССР, в том числе — о назначениях. И этот коллектив ближайших помощников Берии работал эффективно. К тому же ещё одна черта стиля Берии была крайне плодотворной. Она у руководителей не так уж и распространена, а подчинёнными ценится. Речь — о готовности к коллективному мышлению, об умении привлекать к выработке решений всех, кто мог полезно высказаться по существу вопроса.
Как известно, ум — хорошо, а два — лучше. Но, изучая стиль руководства Берии, убеждаешься, что он принимал к исполнению эту истину в усовершенствованном варианте: «Ум — хорошо, а
Собственно, так же руководил и Сталин с той лишь разницей, что товарищ Сталин за свои решения отвечал уже не перед кем-то лично, а перед народом и историей.
ШЛИ годы…