12 шедевров эротики

Постарайтесь же понять меня как следует. Брак для меня – это не путы, а свободный союз. Я подразумеваю под этим свободу, полную свободу во всех моих поступках, действиях, отлучках из дому. Я не перенесла бы ни контроля, ни ревности, ни критики моего поведения. Разумеется, я обязуюсь никогда не компрометировать имени человека, за которого я выйду замуж, никогда не ставить этого человека в ложное или смешное положение. Но и он, со своей стороны, должен видеть во мне равную, а не подчиненную, товарища, а не послушную и покорную жену. Я знаю, что мои взгляды разделяются далеко не всеми, но я от них не отступлю. Вот и все.

Я тоже добавлю: не отвечайте мне сейчас, – это было бы и неуместно и бесполезно. Мы еще увидимся и, может быть, возобновим этот разговор позже.

Теперь погуляйте, а я вернусь к нему. До вечера.

Он медленно поцеловал долгим поцелуем ее руки и ушел, не сказав ни слова.

Вечером они встретились только за обедом. Потом разошлись по своим комнатам, так как оба изнемогали от усталости.

Шарля Форестье похоронили на следующий день, без всякой торжественности, на каннском кладбище. Жорж Дюруа решил ехать скорым поездом, отходившим в Париж в половине второго.

Г-жа Форестье проводила его на вокзал. Они спокойно прогуливались по платформе, ожидая отхода поезда, и разговаривали о безразличных вещах.

Подошел поезд, очень маленький, настоящий экспресс, только из пяти вагонов.

Журналист занял в вагоне место, затем вышел, чтобы поговорить с нею еще несколько минут; при мысли о том, что он расстается с нею, его внезапно охватили грусть и сожаление, жгучее сожаление. У него было такое чувство, словно он терял ее навсегда.

Кондуктор закричал:

– На Марсель, Лион, Париж, – занимайте места!

Дюруа вошел в вагон и подошел к окну, чтобы сказать ей еще несколько слов. Паровоз засвистел, и поезд медленно тронулся.

Молодой человек, высунувшись из вагона, смотрел на молодую женщину, стоявшую неподвижно на платформе и провожавшую его взглядом. И вдруг, перед тем как окончательно потерять ее из виду, он поднес к губам обе руки и послал ей воздушный поцелуй.

Она ответила таким же, только более робким, сдержанным, еле заметным движением.

Часть вторая

I

Жорж Дюруа вернулся к своим прежним привычкам.

Устроившись в маленькой квартирке нижнего этажа на Константинопольской улице, он вел теперь благоразумный образ жизни, как и надо было человеку, готовящемуся к новой жизни. Его отношения с г-жой де Марель приняли супружеский характер, словно он заранее готовился к предстоящему событию. Его любовница, удивленная спокойной размеренностью их связи, часто говорила, смеясь:

– Ты еще скучнее моего мужа; право, не стоило менять.

Г-жа Форестье все не приезжала. Она задержалась в Канне. Он получил от нее письмо, в котором она извещала его, что приедет только в половине апреля, ни словом не намекая на то, что было при их расставании. Он ждал. Он решил жениться на ней во что бы ни стало и пустить в ход все зависящие от него средства, если она начнет колебаться. Но он верил в свою счастливую звезду, верил в неотразимость своего обаяния, подчинявшего ему всех женщин.

Коротенькая записка предупредила его о приближении решительной минуты.

«Я в Париже. Зайдите ко мне. Мадлена Форестье».

И только. Он получил это письмо утром, с девятичасовой почтой. В тот же день, в три часа, он явился к ней. Она протянула ему обе руки со своей прелестной приветливой улыбкой, и в течение нескольких секунд они пристально смотрели друг на друга.

Потом она прошептала:

– Как вы были добры, что приехали ко мне в те ужасные дни.

Он ответил:

– Я сделал бы все, что бы вы мне ни приказали.

Они сели. Она стала расспрашивать его о всех новостях, о Вальтерах, о всех сотрудниках, о газете. О ней она часто вспоминала.

– Мне очень недостает ее, – сказала она. – Я журналистка в душе. Что делать, я люблю это ремесло.

Она замолчала. Ему показалось, что он уловил нотку призыва в ее улыбке, в тоне голоса, в словах. И, хотя он дал себе слово не ускорять событий, он все-таки пробормотал:

– В таком случае почему бы вам… почему бы вам… не продолжать… заниматься… этим ремеслом под… Фамилией Дюруа?

Сразу сделавшись серьезной, она положила руку на его плечо и прошептала:

– Не будем пока говорить об этом.

Но он понял, что она соглашается, и, упав к ее ногам, стал осыпать ее руки страстными поцелуями, повторяя прерывающимся голосом:

– Благодарю вас, благодарю… Как я люблю вас!

Она встала. Он тоже поднялся и заметил, что она сильно побледнела. Он понял тогда, что нравится ей, – быть может, уже давно. Они стояли лицом к лицу: он обнял ее и поцеловал в лоб долгим, нежным, серьезным поцелуем.

Она освободилась из его объятий и продолжала серьезным тоном:

– Послушайте, друг мой, я еще не приняла никакого решения. Однако, может быть, я скажу «да». Но вы должны обещать мне хранить это в величайшей тайне, пока я вам не разрешу говорить.

Он дал слово и ушел, не помня себя от радости.