ВПСО и Айронсайд оказались в трудном положении. В воспоминаниях Айронсайд писал: «…я ни на минуту не допускал, что придется столкнуться с мятежами»[370]
. Чайковский с тревогой отмечал: «Бунт в Архангелогородском полку»[371]. 31 октября французская контрразведка сообщала в Париж: «Наши выводы: генерал-губернатор и генерал Самарин показали слабость, а последний продемонстрировал еще и антисоюзнические настроения. С выступлением солдат связана забастовка, объявленная в Соломбале, и подрывная агитация, ведущаяся среди матросов русского военного флота. Эти события, в сочетании с серией инцидентов на улицах, заставляют предположить, что против нас действует антисоюзническая, а может быть, большевистская организация. Руководители правительства не могут не вызывать подозрения, или из-за своей неспособности что-либо сделать, или просто из-за нежелания. Мобилизация полностью провалена»[372]. Дуров и Самарин немедленно покинули свои посты. Дуров уехал за границу, а Самарин поступил рядовым в русскую роту Французского иностранного легиона. Но выступление удалось подавить без использования оружия. Паек был восстановлен в прежнем объеме. Новый командир полка полковник И. Я. Шевцов торжественно объявил об этом солдатам, что способствовало подъему его авторитета.До приезда в Архангельск Марушевского создание новой армии проходило крайне медленно. В других районах области положение было не лучше. В Онеге велись подготовительные работы к формированию батальона. Такая же ситуации была и в Шенкурске, но, как грустно отмечал Марушевский, «сделано еще ничего не было». На фронте сражались русские офицерские отряды: «на двинском участке – добровольческий офицерский отряд 200 человек»[373]
. В разных районах начинали действовать крестьянские партизанские отряды. Мобилизация в Архангельске и других городах была фактически сорвана, и число мобилизованных к концу октября в Архангельском районе составляло 1900 человек. В Мурманском крае, несмотря на немногочисленность населения, создание первых частей проходило более успешно. Основную роль в этом сыграли командующий вооруженными силами Мурманского края генерал Звегинцев и его заместитель, капитан 2-го ранга Веселаго. К концу октября из добровольцев Мурманска, Кандалакши, Ковды и других населенных пунктов были сформированы 4 пехотные роты и 3 роты железнодорожной охраны. Части усиленно обучались и в то же время охраняли железную дорогу, неоднократно сталкиваясь с красногвардейскими отрядами. Смотр мурманских частей 18 ноября произвел на Звегинцева прекрасное впечатление. В приказе он писал: «Счастлив видеть солдат – первых ячеек мурманской армии, отлично выправленными, образцово обучающимися»[374].К концу года мурманские части были сведены в два батальона: Андреевский и Кемский. В Мурманской армии удалось решить проблему, которую никак не удавалось разрешить в других белых армиях, – раздутые штабы. Современный российский историк А. И. Тучков писал: «Штаты батальонных штабов поражали своим аскетизмом – в Андреевском батальоне, например, всего три человека: сам комбат, адъютант (его помощник) и офицер связи»[375]
. Одной из главных причин неудачи мобилизации в 1918 г. в белые армии было наличие у части крестьян большевистских настроений. Это проявлялось даже в таких областях страны, как Северный край, где большевистский переворот ничего крестьянству не дал. На Волге и на Севере это равнодушие крестьян к борьбе с большевиками поражало эсеровских министров, абсолютно уверенных в полной поддержке крестьянства. Крестьяне Севера, резко выступившие против мобилизации в Красную армию, также отрицательно отнеслись и к призыву в Вооруженные силы Северной области. Эсеровская газета писала о настроениях в деревне: «Трудно передать настроение солдат. Тут и злоба на богачей, которые остаются в деревне, и зависть ко всякому, кто может спокойно сидеть дома, и над всем этим – упорное нежелание воевать. Жутко становится, когда послушаешь их речи. Одни ни за что не пойдут на войну, пусть лучше их убьют в деревне, другие пойдут, но при первом же случае перейдут к большевикам, чтобы опять восстановить “власть народа”, “власть бедноты”»[376].