1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В отличие от двух прежних, третий кризис Советского правительства оказался необычайно затяжным. Приобретая вялотекущий характер, он то обострялся, то подавал надежды на скорое его преодоление. Закончился он, как известно, трагически, левоэсеровским мятежом: в Москве вновь слышалась артиллеристская канонада и гибли ни в чём не повинные люди. Вряд ли многие могли предвидеть такую развязку. Сложно было понять логику поведения ПЛСРИ, причину и подоплёку многих событий. Даже сейчас можно лишь обрисовать вопросы, возникающие в связи с третьим кризисом Совнаркома, но дать на них исчерпывающие ответы пока проблематично.

Прежде всего, вызывает недоумение, почему левые эсеры пошли на обострение правительственного кризиса и перевели его решение в плоскость вооружённого мятежа? Правда, левыми эсерами считали себя тогда командующий Восточным фронтом Муравьёв, командующий воинскими частями на Северном Кавказе Сорокин, будущий красный маршал Егоров и многие другие видные командиры Красной Армии[273]. Однако в Москве их силы были более чем скромные. Кроме того, и в рамках советской легальности они могли рассчитывать на скорый успех: до этого их мятежа ПЛСРИ стабильно увеличивала своё представительство на съездах Советов: на III Всероссийском съезде Советов их фракция составляла 16 %, на IV съезде – 20 %, а на V съезде – уже свыше 30 % делегатов. Однако 24 июня ЦК ПЛСРИ всё же принимает решение о вооружённой борьбе за власть с Совнаркомом, ставшее роковым не только для самих левых эсеров, но и для всей революции в целом[274]

. Почему для какой-то части левых эсеров так важна была война, за скорейший выход из которой они недавно так горячо агитировали?

В этой связи немалый интерес вызывает, говоря сегодняшним языком, вопрос об агентах влияния зарубежных держав. Причём дело вовсе не в мифических немецких шпионах в большевистском руководстве. Куда больше подводных камней можно обнаружить, если попытаться разобраться не в том, кому был выгоден сепаратный мир, а в том, кому он был невыгоден и кто стремился удержать Россию в состоянии войны. Не меньше вопросов вызывает и тот факт, что начало интервенции по времени как раз совпадает с началом правительственного кризиса, причём в обоснование необходимости высадки союзников на советской территории приводились доводы о необходимости любой ценой сохранить восточный фронт против Германии. Не были ли резкие высказывания и шаги части руководителей Советского блока и высадка «союзников» на Севере скоординированными акциями?[275] Во всяком случае, сохранение целостности России никак не входила в планы «союзников»

[276].

Ещё в 70-е гг. некоторые историки усомнились, а верно ли Россией были выбраны союзники в канун войны?[277]

Во всяком случае, император Германии Вильгельм II настойчиво добивался партнёрства со своим «кузеном Ники». Однако Николай II, правда, не без колебаний, призывы «кузена Вили» отверг, чем, возможно, и предопределил судьбу династии и свою собственную. Но в годы войны он, похоже, попытался исправить допущенные раньше ошибки и заключить мир. Но «союзники» были не заинтересованы в этом. Вокруг посольств Англии и Франции в России формируются заговорщики, ставящие цель отстранения Николая II от власти. В случае необходимости они не отказывались и от планов физической расправы над ним, о чём не без скрытой насмешки над «демократами» писали советские историки[278]. После же февраля царь становится заложником руководящих кругов Франции и Англии. Они отказываются принять свергнутого монарха. Более того, руками подконтрольного им Временного правительства они готовятся устроить публичное судилище над ним.

Война между тем всё более обескровливала и без того далёкую от изобилия страну. В этих условиях отношение к миру становится краеугольным камнем в определении подлинной политической физиономии многих политиков. Неверно, конечно, уверять, что все политики, ратовавшие за войну, были связаны с разведками стран Антанты. Но то, что многие из них были членами масонских организаций, ориентированных строго в западном направлении, – факт общеизвестный. Получалось так, что вчерашний интернационалист и даже пораженец, придя к власти, вдруг становился «ястребом». Война отечественная или революционная, но война. Показателен в этом отношении пример Бухарина и тех же левых эсеров.