Всего из 658 делегатов, избранных на конференцию, в голосовании 28 мая участвовало 594 делегата. Не все выдвинутые в состав МГК кандидатуры прошли испытание тайным голосованием. Так, из 76 кандидатур, выдвинутых в члены МГК, большинством голосов было избрано 65, а из 24 кандидатов, предложенных в члены МГК, – 20. Лишь 9 претендентов в ревизионную комиссию МГК прошли выборы в полном составе [526]
.Сталин держал в поле зрения ход этой конференции: члены Политбюро Л.М. Каганович и М.И. Калинин присутствовали во время прений по отчетному докладу 24 и 25 мая соответственно[527]
. В день закрытия городской конференции – вечером 28 мая – Хрущев был на приеме у Сталина. Встреча длилась 10 минут. Возможно, столько времени заняло согласование со Сталиным итоговой резолюции конференции – об этом в своих мемуарах вспоминал Никита Сергеевич. Сталин вычеркнул непонравившиеся ему абзацы в политической и оценочной части резолюции[528]. Видимо, контроль со стороны Сталина повлиял на общее настроение конференции, которая признала политическую линию МГК ВКП(б) правильной и практическую работу удовлетворительной[529].Резолюция городской партконференции любопытна и по другой причине. По словам Никиты Сергеевича, после редактирования ее Сталиным, там остались положения о бдительности, «но они по тому времени считались довольно умеренными»[530]
. Однако содержание резолюции, опубликованной в «Правде», говорит обратное. Все положения передовицы «Правды» о беспощадной борьбе со «шпионами» и «диверсантами» были фактически включены в ее текст. Подтверждением тому может служить следующий абзац резолюции: «Московская конференция заверяет Центральный комитет партии и нашего вождя, учителя и друга товарища Сталина, что нет и не будет пощады шпионам, диверсантам, террористам, которые подымают руку на жизнь трудящихся Советского Союза; что шпионов и диверсантов мы и впредь будем истреблять и врагам СССР житья не дадим; что за каждую каплю пролитой рабочей крови враги СССР расплатятся пудами крови шпионов и диверсантов»[531]. Отсюда можно сделать вывод, что если Сталин редактировал текст резолюции, то эта редакция нисколько не смягчала общий тон, но, напротив, давала сигнал другим организациям об ужесточении генеральной линии ЦК ВКП(б).В промежутке между московскими конференциями произошло одно непредвиденное событие. 31 мая покончил жизнь самоубийством заместитель наркома обороны Я.Б. Гамарник. Это произошло буквально через три дня после окончания городской конференции, где он был избран в состав пленума МГК.
У Хрущева появилось сразу несколько проблем. Во-первых, налицо была потеря бдительности не только московской парторганизации, но и самого ее лидера. Во-вторых, сестра Гамарника работала в московской областной прокуратуре. Но не это было главным. Ее мужем был Андрей Николаевич Богомолов, вместе с Гамарником выбранный на конференции в состав пленума МГК, а уже на пленуме – третьим секретарем МГК.
Сознавая шаткое положение себя и своей жены, Богомолов 3 июня отправил на имя Сталина письмо, а его копию – Хрущеву. В нем он попытался убедить вождя в отсутствии каких-либо близких отношений и связей его семьи с Гамарником, выделяя важные положения письма подчеркиванием: «Никогда, ни в какой степени я не только не был связан с врагом народа Гамарником, но вообще с ним не имел отношений, никогда не вел с ним разговоров на политические темы, поэтому ничего не подозревал. Встречи у меня с ним были большей частью случайные, а разговоры минутные. […] Жена моя клянется, что у нее с ним никаких “политических связей” не было. И я, зная ее, и зная о ней от других товарищей, членов партии, верю ей. Верю еще и потому, что Гамарник держал своих родственников на известном расстоянии от себя. Правда, жена моя посещала семью Гамарника и виделась с ним за несколько дней до его самоубийства (ее вызывали, так как он лежал больной). Факт разоблачения Гамарника как врага народа и предателя был для нас полной неожиданностью. Надо сказать прямо, что до факта разоблачения его предательства мы ему верили и ни в чем не подозревали».