1984. Дни в Бирме

Он снова всплеснул руками. Это следовало понимать в том смысле, что Верралл — не такой человек, который будет считаться с расписанием поезда. Повисло молчание. Двое индийцев, решив, что настал их черед, внезапно нахлынули на миссис Лэкерстин, голося и протягивая ей замызганные записные книжки.

— Чего хотят эти люди? — воскликнула миссис Лэкерстин в смятении.

— Это фураж-валлы, мадам. Они говорят, лейтенант Верралл отбыл, задолжав им большие суммы денег. Одному — за овес, другому — за зерно. Это дело не мое.

Далекий поезд издал гудок. Он повернул — словно черная гусеница оглянулась через плечо — и скрылся за поворотом. Мокрые белые брюки станционного смотрителя тоскливо полоскались на ветру. От кого так спешил скрыться Верралл — от Элизабет или от фураж-валлов, оставалось только гадать.

Рикша повез женщин назад, борясь с таким ветром, что при подъеме на холм их иногда сдувало на несколько шагов. До веранды они добрались еле живыми. Слуги приняли их вымокшую верхнюю одежду, и Элизабет стряхнула воду с волос. Миссис Лэкерстин нарушила молчание впервые за время обратной дороги:

— Что ж! Из всех невоспитанных… всех гнусных…

Элизабет имела бледный, нездоровый вид, несмотря на дождь и ветер, дувший ей в лицо. Но она держала свои чувства при себе.

— Думаю, он мог бы подождать, чтобы попрощаться с нами, — сказала она холодно.

— Поверь мне на слово, дорогая, тебе повезло, что ты от него отделалась!.. Как я сказала с самого начала, совершенно кошмарный

молодой человек!

Некоторое время спустя, когда они приняли ванну, переоделись и сели завтракать, миссис Лэкерстин заметила:

— Скажи-ка, какой сегодня день?

— Суббота, тетя.

— А, суббота. Значит, сегодня вечером прибывает дорогой падре. Сколько нас наберется на службу завтра? А что, думаю, мы все придем! Как это славно! И мистер Флори тоже будет. Думаю, он сказал, что вернется из джунглей завтра, — сказала она и добавила почти с нежностью: — Дорогой мистер Флори!

24

Время близилось к шести вечера, и старик Матту звонил в колокол на нелепой шестифутовой жестяной звоннице: дин-дон, дин-дон! Лучи заходящего солнца, преломленные далекими ливнями, ложились на майдан прекрасным, переливчатым свечением. Дождь недавно перестал, но ненадолго. Христианская община Чаутады, числом пятнадцать человек, собиралась в дверях церкви на вечернюю службу.

Там были Флори, мистер Макгрегор при полном параде и мистер Фрэнсис с мистером Сэмюэлом, рисовавшиеся в отглаженных саржевых костюмах — церковная служба, проходившая раз в полтора месяца, была для них большим событием. На ступенях церкви стоял падре, высокий седой человек в сутане, стихаре и пенсне, с благородным постным лицом. Он улыбался с любезным, но довольно беспомощным видом четырем розовощеким каренским христианам, пришедшим выразить ему почтение; падре ни слова не понимал на их языке, а они — ни слова на его. Там же был еще один туземный христианин, хмурый темнокожий индиец смешанных кровей, скромно стоявший поодаль. Он всегда посещал церковные службы, но никто не знал, кто он и как стал христианином. По всей вероятности, его крестили в младенчестве миссионеры, поскольку индийцы, обращенные в сознательном возрасте, редко задерживаются в церкви.

Флори увидел, как с холма спускается Элизабет в сиреневом платье, с тетей и дядей. Тем утром они уже виделись в клубе — Флори с Элизабет улучили минуту наедине, пока не пришли остальные. Он задал ей лишь один вопрос:

— Верралл уехал… насовсем?

— Да.

Больше ничего говорить было не нужно. Он просто взял ее за руки и привлек к себе. Она поддалась с охотой, даже с радостью — в ясном свете дня, безжалостном к его внешности. На миг она прильнула к нему, как ребенок. Словно бы он спас ее, защитил от чего-то. Он поднял ее лицо для поцелуя и с удивлением увидел, что она плачет. На разговор времени не было, даже на слова: «Ты выйдешь за меня?» Ничего — после службы времени у них будет достаточно. Возможно, уже на следующей службе, через полтора месяца, падре их обвенчает.

Из клуба приближались Эллис, Вестфилд и новый представитель военной полиции, уже успевшие пропустить стаканчик-другой, чтобы высидеть службу. За ними шел лесничий, пришедший на смену Максвеллу, высокий, тщедушный человек, совершенно лысый, не считая жалких волосинок перед ушами. Флори успел пожелать Элизабет доброго вечера. Увидев, что все в сборе, Матту перестал звонить в колокол, и священник повел паству в церковь: первым за ним шел мистер Макгрегор, прижимая топи к животу, далее Лэкерстины и туземные христиане. Эллис ущипнул Флори за локоть и прошептал ему на ухо заплетавшимся языком:

— Ну-ка, в строй. Пора блеять псалмы. Шагом марш!

Последними вошли, пританцовывая под руку, Эллис и военный полисмен, помахивавший шляпой на манер танцора пуэ. Флори сел на одну скамью с ними, у прохода, напротив Элизабет. Это был первый раз, когда он осмелился сесть к ней родимым пятном.

— Закрой глаза и считай до двадцати пяти, — прошептал Эллис, когда они уселись, вызвав сдавленный смешок у полисмена.