1984. Скотный двор

A sense of complete helplessness had descended upon him.	Им овладело чувство полной беспомощности.
To begin with, he did not know with any certainty that this was 1984.	Прежде всего он не знал, правда ли, что год -1984-й.
It must be round about that date, since he was fairly sure that his age was thirty-nine, and he believed that he had been born in 1944 or 1945; but it was never possible nowadays to pin down any date within a year or two.	Около этого -- несомненно: он был почти уверен, что ему 39 лет, а родился он в 1944-м или 45-м; но теперь невозможно установить никакую дату точнее, чем с ошибкой в год или два.
For whom, it suddenly occurred to him to wonder, was he writing this diary?	А для кого, вдруг озадачился он, пишется этот дневник?
For the future, for the unborn.	Для будущего, для тех, кто еще не родился.
His mind hovered for a moment round the doubtful date on the page, and then fetched up with a bump against the Newspeak word DOUBLETHINK.	Мысль его покружила над сомнительной датой, записанной на листе, и вдруг наткнулась на новоязовское слово двоемыслие.
For the first time the magnitude of what he had undertaken came home to him.	И впервые ему стал виден весь масштаб его затеи.
How could you communicate with the future?	С будущим как общаться?
It was of its nature impossible.	Это по самой сути невозможно.
Either the future would resemble the present, in which case it would not listen to him: or it would be different from it, and his predicament would be meaningless.	Либо завтра будет похоже на сегодня и тогда не станет его слушать, либо оно будет другим, и невзгоды Уинстона ничего ему не скажут.
For some time he sat gazing stupidly at the paper.	Уинстон сидел, бессмысленно уставясь на бумагу.
The telescreen had changed over to strident military music.	Из телекрана ударила резкая военная музыка.
It was curious that he seemed not merely to have lost the power of expressing himself, but even to have forgotten what it was that he had originally intended to say.	Любопытно: он не только потерял способность выражать свои мысли, но даже забыл, что ему хотелось сказать.
For weeks past he had been making ready for this moment, and it had never crossed his mind that anything would be needed except courage.	Сколько недель готовился он к этой минуте, и ему даже в голову не пришло, что потребуется тут не одна храбрость.
The actual writing would be easy.	Только записать -- чего проще?
All he had to do was to transfer to paper the interminable restless monologue that had been running inside his head, literally for years.	Перенести на бумагу нескончаемый тревожный монолог, который звучит у него в голове годы, годы.
At this moment, however, even the monologue had dried up.	И вот даже этот монолог иссяк.
Moreover his varicose ulcer had begun itching unbearably.	А язва над щиколоткой зудела невыносимо.
He dared not scratch it, because if he did so it always became inflamed.	Он боялся почесать ногу -- от этого всегда начиналось воспаление.
The seconds were ticking by.	Секунды капали.