200 дней до приказа

— Два жюльена, мясо по-французски, — мгновенно сменив интонацию, Эвелина решила переспросить у Смалькова: — Ты же любишь по-французски? — Фраза прозвучала в полной тишине и, кажется, не имела никакого отношения к кулинарии. Зал замер, чтобы услышать, что именно любит по-французски Смальков. Лицо старшего лейтенанта пошло красными пятнами, он потерял дар речи. Максимум, на что он был способен, это лёгкий кивок.

— Овощное ассорти и бутылку шампанского «Советского», — закончила заказ Эвелина.

— «Советского» нет, только импортное, дорогое, — впервые обнаружил умение разговаривать официант.

— Несите дорогое. Мы сегодня гуляем! — решилась Эвелина…

Гуляние получилось странное — Эвелина изо всех сил старалась казаться весёлой, Смальков мрачнел на глазах, от счастья, наверное…

— Хорошо здесь, правда? Сто лет уже не была в ресторане. Так тихо, уютно, — не унималась Эвелина.

Счастья Эвелины неожиданно потускнела. В зале появилось семейство Шматко. Неизвестно, кто кому радовался меньше: Титаник айсбергу или наоборот. Вероятно, айсберг меньше переживал по поводу встречи — он ведь не утонул. Сегодня в роли айсберга выступал Шматко.

— Ой, смотри кто! — Женской радости в ресторане стало на одну больше: супруга Шматко увидела Эвелину и Смалькова.

— Ой, здравствуйте! — Мама супруги, а следовательно, тёща, тоже увидела парочку. — А вы тоже тут? А мы вот тоже решили в ресторан зайти — у нас такое событие! Олега Николаевича сегодня повысили! За хорошую службу, да? — Взгляды, которыми обменялись Шматко и Смальков, не оставляли сомнений, что хорошая служба имела последнее отношение к тому, что оба они оказались в ресторане.

— А у вас что, тоже какой-нибудь праздник? — добила всё ещё державшего удар Смалькова шматковская тёща.

— Праздник. День независимости, — парировала Эвелина.

— От зависимости, да? — Зависимость Шматко была ближе.

Впрочем, нарвавшись на взгляд Эвелины, лейтенант понял, что сегодня лучше держаться дальше.

— Значит, вместе будем. Мы тогда где-нибудь неподалёку, — неподалёку отказалось в самом дальнем углу зала.

Бутылка водки появляется на столике купе вне зависимости от того, когда и куда идёт состав, кто едет и на какое расстояние. Иногда кажется, что этот традиционный предмет железнодорожного быта входит в комплект вагонного сервиса вместе с лампочкой на потолке и стуком колёс на стыках рельс. Закреплён где-то под столиком и, стоит только поезду тронуться, как приведённый в действие некой хитрой пружиной, появляется на столике вместе с гранёными стаканами.

В купе отпускников бутылка уже была открыта, а содержимое частично разлито по стаканам.

— Ну, давай, чтоб нормально доехали и классно погуляли, — провозгласил тост Соколов.

Один из спящих беспокойно ворочается. Гуляние Соколова и Вакутагина в планы спящего не входило. Отпускники, не сговариваясь, перешли на шёпот, первым применил этот способ информации убийц и любовников Соколов.

— А ты своим написал, что в отпуск приедешь?

— Зачем? Я быстрее приеду, чем письмо придёт.

Чем больше задумывался Соколов о месте жительства Вакутагина, тем меньше справедливости он находил. Отправленная Соколовым телеграмма, которая уже обязана была прийти по назначению, автоматически должна была вызвать такие согревающие сердце и тело явление, как производство самогона, трогательную встречу с невестой и…

— У тебя там, на родине, самогонку гонят? — озаботился Соколов.

— Не. У нас самогонку гнать некогда — у нас оленей гнать надо, — телеграмма Вакутагину была явно ни к чему.

— А что ж там у вас пьют? — удивился Соколов.

— Оленье молоко, чай.

— А водку совсем не пьют?.

Вакутагин решил не разочаровывать товарища.

— Пьют. Два раза в год.

— Это у вас праздники какие-то свои? — уточнил Соколов.

— Это у нас вертолёт два раза в год прилетает, — отрезал друг оленей…

Незаметно для себя Соколов и Вакутагин перешли на нормальную громкость речи, их спящим соседям это не нравилось. Верхний сосед начал ворочаться с большой опасностью свалиться на пол и сломать себе шею прямо на глазах солдат.

— Пошли в тамбур. Там хоть поговорим нормально.

Всем хорош тамбур. И окошко есть. И дверей много, и курить можно — никто слова не скажет. Только холодно. Очень. Действие развязавшей языки водки стремительно заканчивалось на тамбурном морозе. Получается, пили ценный продукт зря. Возвращение в купе должно было быть посвящено поднятию градуса настроения перед очередным походом в тамбур — место, где этот градус стремительно опускался.

— Отставить тамбур! — сквозь смех скомандовал Соколов.

Двое попутчиков, чей сон так старательно оберегали сослуживцы, уже проснулись и собирали вещи на выход, попутно общаясь на языке глухонемых. Вместо шёпота Соколов и Вакутагин могли смело орать на ухо каждому — эффект был бы тот же.

Глава 15

Человек, не служивший в армии, никогда не догадается, какое помещение за забором военной части больше всего похоже на дом. В смысле не на строение, а именно на дом, где уют, где тепло…

Казалось бы, чего гадать — конечно, казарма, она же как бы и есть дом.