на большой и первые три пальца левой руки Энн со словами мо-
литвы и оставил его по обычаю на ее безымянном пальце.
Их головы покрывали льняные «охранительные» повязки для
защиты от нечистых духов. На поясе Энн красовался кинжал, что придавало ее фигуре решительность и значительность.
Уилл вспомнил, как при первой встрече назвал ее Дианой-охот-
ницей. Он смотрел на нее, и сердце его ликовало. Его жена.
Дома их одарили серебром и деньгами. Гости, в свою очередь, получили в подарок перчатки. Уильям вдвойне был счастлив —
к этому времени Энн уже четыре месяца носила ребенка. Его
ребенка.
В воскресенье 26 мая 1583 года на Троицу в церкви Святой
Троицы в Стратфорде Уильям крестил свою первую дочь, темно-
волосую, ясноглазую, как Энн, шумную и громкую, как он, и, хо-
рошо бы, такую же веселую. Он назвал ее Сузанной, что значило
«чистота и безупречность», он верил, что этого ребенка обойдут
стороной наветы и невзгоды. На первых порах он не спускал ее
с рук. На время в доме воцарился мир. Все были у дел.
Однако передышка оказалась недолгой. Судьба, словно сделав
виток, таинственным образом повторялась вновь.
2 февраля 1585 года Уильям крестил снова.
— Чудны дела твои, Господи! — шептал он, глядя на две совер-
шенно одинаковые головки и мордашки, сморщившиеся, когда на
186
ЧАСТЬ II. ГЛАВА V
них упали капли святой воды над крестильной чашей. Два совер-
шенно одинаковых ребенка — мальчик и девочка.
— Их двое! — расхохотался он, обняв сестру и закружив на месте, когда ему впервые показали их и снова вернули по обычаю под
бок Энн, чтобы та «приняла на себя болезни младенцев». — Ты
слышишь, Ви?
— Уилл, это чудо!
— Вы слышите, слышите все — их двое!
— Что ты горланишь? — осадил его Джон.
— Отец, поздравьте же меня и себя с троекратным продолже-
нием!
— Или с троекратным проклятьем?
— Отец!
— Зловредное племя.
— Что вы говорите?
— Когда вы, проклятые двойники, вышли из утробы, в доме
жизни не стало! И продолжаете плодиться.
— Джон, что ты говоришь! Сколько можно! Силы Небесные! —
простонала Мэри.
— Тише, матушка, — Уилл пристально посмотрел на Джона. —
Что вы хотите сказать, отец?
— Ты мне, щенок, допрос учиняешь? Иди допрашивай свою
жену, с кем гуляла, чтобы второго ребенка прижить. Да поста-
райся узнать, кто из них твой. Хотя вряд ли у тебя это выйдет. Мне
в свое время не удалось. А ты иди наверх! — крикнул Джон Виоле, заметив, что она идет к двери.
Ее лицо было искажено отвращением и страхом.
— Ви, постой! — Уилл догнал ее у калитки.
— Я не могу… Я не могу больше это слышать! Я не хочу больше
там жить!
Отец выбежал за ними.
— Приказываю вам вернуться, немедленно!
Сын подошел к нему и шепотом произнес: «Оставьте нас
в покое». Джон смутился. Он не решился выяснять отношения на
улице и ушел в дом. Уилл вздохнул.
— Пусть уснет, тогда и вернемся.
— Уж лучше бы не возвращаться, Уилл.
— Идем. Тише.
187
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
Они спустились к реке. Уилл остудил пылающее лицо водой.
— Умойся, — посоветовал он сестре. — Забудь. Не позволим ис-
портить такой день. Ты теперь трижды тетушка. Понимаешь, что
это такое?
Он подошел к ней и мягко положил ладони ей на плечи.
— Что же нам делать? — не поднимая головы, произнесла она.
— Пока жить, как живется.
— Уже не живется. Ты же видишь.
— Вижу. И вижу, как это непросто. Но ведь можно уехать.
— А Энн? А дети? А я?
— Без них, конечно, и без Энн. Работал же я у Хогтонов.
Можно уехать на время, найти хорошее место, неплохо зарабо-
тать, скопить денег. Я найду подходящую работу неподалеку —
и для тебя и для меня. Я придумаю что-нибудь. Вот увидишь. По-
дожди еще немного.
Виола вздохнула.
— Поскорее бы, Уилл! Поскорее!
188
ЧАСТЬ II. ГЛАВА VI
Глава VI
Весна была ясной, но не жаркой. Лето смешало зной палящего
солнца и порывистый морской ветер, гонящий по небу облака, словно пастушья собака стадо овец. Хотелось подняться на эти
белые громады — серые в основании, с ослепительной окантовкой
по краям и бугристым, вздыбленным рельефом на вершине, и с их
высоты взглянуть на мир. Ветер играл на всех, что можно найти
в природе, инструментах: в кронах деревьев, в кровлях домов, над
просторами полей, в кустарниках вдоль реки, в изгородях, обрам-
ляющих лес. Ожидание и предчувствие наполняли все. Ожидание
и надежда таились повсюду.
Возвращение Уильяма стало для Виолы спасением. Так голод-
ный мечтает о пище, а заключенный — о свободе. Рядом с ним она
перестала ощущать себя дичью, гонимой в безжалостной травле.
Но, как ни сопротивлялась она тревогам и тоске, временами страх