27 принципов истории. Секреты сторителлинга от «Гамлета» до «Южного парка»

Главная тема книги касается не только моральной правоты людей, принимающих веру, но и разумности этого действия. Алеша не просто единственный, кто выживает, он – единственный персонаж, который получает эту прерогативу заслуженно. Несмотря на гору улик, собранных против Дмитрия, Алеше достаточно посмотреть брату в глаза, чтобы понять, что тот не виновен. В его вере и в отказе судить других проявляется мудрость. Он может видеть истину, которую невозможно вычислить с помощью логики и разума.

И это возвращает нас к принципу «Встаньте на сторону оппонента». Что делает финал книги таким сильным, а приверженность Достоевского вере столь очевидной, так это использование этого приема. В главе под названием «Бунт» Иван встречается со своим младшим братом Алешей в ресторане и там объясняет ему, почему он отвергает веру. Его слова и доводы – это, по сути, контраргументация оппонента по отношению к педалируемой автором идее. И здесь она вложена в уста очень харизматичного и внушающего симпатию персонажа. Иван красив, способен на любовь и вызывает всеобщее восхищение. Если бы Достоевский был плохим писателем или был менее уверен в своей позиции, он мог бы вложить нападки на веру в мерзкие уста Федора и тем самым настроить читателя на нужный ему лад. Но убежденность Достоевского, как и Алеши, который слушает брата с открытым сердцем и разумом, была достаточно сильна, чтобы позволить себе получить и отразить максимум сложных аргументов оппонирующей стороны. Это похоже на попытки погрузить мяч в воду: чем глубже вам удастся утопить его, тем выше он взлетит обратно.

Иван очень уважает и любит Алешу и отдает себе отчет в том, что Алеша видит в нем прежде всего старшего брата. Он также знает, что Алеша планирует стать монахом, а потому говорит ему: «Братишка ты мой, не тебя я хочу развратить и сдвинуть с твоего устоя, я, может быть, себя хотел бы исцелить тобою». Алеша чувствует глубину терзаний брата и готов выслушать его, потому что хочет помочь в его отчаянии.

С мастерством прокурора Иван излагает доводы в пользу того, почему он «мира не приимет». В сущности, он говорит следующее.

Он убежден, что святые страдают с надрывом лжи, потому что этого требует от них долг любви к ближнему, принятая на себя эпитимия. И приводит в пример Иоана Милостивого, который в ответ на просьбу голодного и обмерзшего прохожего согреть его лег рядом с ним, обнял его и начал дышать ему в гноящийся и зловонный от какой-то ужасной болезни рот. Обычные же люди не могут делать такие вещи, потому что они терпеть не могут друг друга. Они не готовы проявлять даже сочувствия – просто потому, что от страдальца дурно пахнет, или у него глупое лицо, или потому что он когда-то отдавил ему ногу. То есть Христова любовь к людям есть невозможное на земле чудо.

Затем Иван решает ограничить «размеры аргументации раз в десять» и остановиться только на страданиях детей. Детей, в отличие от взрослых, он любит: они невинны и в возрасте до семи лет «отстоят от людей, совсем будто другое существо и с другою природой». Он не может видеть их страданий. Он говорит Алеше, что собирает факты, записывает их из газет и рассказов, откуда попало. (Я должен предупредить, что вслед за Достоевским далее перескажу очень неприятную правду. Писатель действительно собирал такие рассказы. Мне придется вдаваться в мучительные подробности, но это необходимо для того, чтобы можно было увидеть, насколько хорошо работает здесь принцип «Встаньте на сторону оппонента».) Иван рассказывает Алеше о зверствах, которым турки и черкесы подвергали детей в Болгарии, как они вырезали младенцев кинжалом из чрева матерей, как подбрасывали детей в воздух и ловили их на штыки. Как развлекались, смеша малышей, а потом наводили на них пистолет и стреляли им в лицо. Он говорит, что, когда иногда выражаются про «зверскую» жестокость человека, «это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток».