«Сынок, ты как тут оказался? Почему один?» – спросила Олеся. Она с трудом выдавила из себя слово «сынок»: происходящее никак не укладывалось в голове. Даже на расстоянии она чувствовала что-то… чужое.
Мальчонка пересёк площадку перед подъездом, подобрал прищепку. Выпрямился, вскинул рывком голову. Зыркнул на Олесю.
Он улыбался.
Улыбка как при параличе – застывшая, судорожная.
Теперь Олеся разглядела два ряда зубов. Бритвенно-острых.
Мальчик зашёл в подъезд. Хлопнула дверка.
Олеся стояла оцепенев.
Чепуха какая… Неужто привиделось? С какой стати? Она сегодня выспалась, а за день ни капельки не устала, хоть и трудилась с самого утра. Да и настроение весь день прекрасное.
Через зал, прихожую и сквозь тонкую дверь слышались неторопливые, уверенные, чеканные детские шажочки по лестнице.
Стук.
А ведь Глебушка давно уже не стучал. Он гордился тем, что подрос и теперь дотягивался до кнопки звонка…
Дядь Володя замолчал, выпучил глаза. Смешно повертел туда-сюда головой, как глупый какаду.
Илья смотрел на него, то и дело разлепляя слипающиеся веки.
– Ну, и чем закончилось?
– А законч… А зак… А-а-а-аптру! А-а-а-аптру!
Хозяин вскочил, опрокинул табуретку, неуклюже крутнулся на одной ноге, изображая мастера боевых искусств из заморских боевиков, и с криком «Кия-я-я-я-я!» припечатал к стене таракана.
Чпок.
По обоям размазалось коричневое пятно в форме кометы, а поломанные усики продолжали вяло шевелиться, приводимые в движение примитивным нервным механизмом.
Ни слова больше не говоря, он уплыл в туалет.
Илья уютно пристроил голову в изгиб локтя. Веки сами собой сомкнулись. Намертво.
Тьма.
Чёрная.
С красной каймой.
Илья вскинулся, продрал глаза. Голова, словно свинцовый шар, клонилась то в одну сторону, то в другую.
Всё та же обшарпанная кухня в квартире опустившегося пропойцы дядь Володи, бывшего мента.
А вот и он сам, напротив. Сидит на табуретке. Лыбится. И таращится эдак… плотоядно, что ли. Глаза шаловливые, нижнюю губу закусил.
Перед ним полная водки рюмка, сверху подсохшая корка хлеба – словно для покойника приготовлено.
За окном всё ещё темно, но дождь, судя по тишине, наконец перестал.
Пора идти. Пора идти. Точно пора уходить. Хватит. Засиделся.
– На каком этаже, ты сказал, живёт Олеся?
Дядь Володя молчит.
– Ты сказал, два этажа выше меня.
Дядь Володя молчит.
– Я на четвёртом живу. Как она может жить два этажа выше, если в доме их всего пять?
Дядь Володя не шелохнулся.
– Брехло ты ебаное. Байки твои – хуйня собачья. Может, никакой ты и не мент, а форму тогда, давно, просто украл?
В голову закралась сумасбродная мысль: если не разорвать этот порочный круг безумных историй
– Мне пора, – сказал Илья.
Он попытался подняться с табуретки, но плюхнулся обратно.
Попытался вновь – получилось.
На плечи легли руки дядь Володи.
Плюх.
– А ну сядь! – скомандовал бывший мент. – Я с тобой не закончил! Надо ещё рассказать про одно место недалеко отсюда. Там лопухами это… пахнет.
Глаза у него стали ещё безумнее – выкатились из орбит, словно теннисные мячи.
Короткий сон отрезвил Илью. Организм бил тревогу: надо шуровать домой отсыпаться, а не то, чего доброго, сердце сделает остановку по требованию.
– А ну пей! – Владимир Сергеич виртуозным движением скрутил крышку с бутылки, плеснул в рюмку, не пролив ни капли, и закрутил обратно – всё одной рукой. Из-под верхней губы на плотоядно поджатую нижнюю и на подбородок сочилась слюна.
Размочаленные нервы у Ильи сдали. Он не мог больше пьянствовать. И не мог смотреть на этого старого сумасброда.
– Командовать в ментовке у себя будешь! – проревел он, вскакивая.
Лицо дядь Володи стало мрачнее тучи.
– Чё ты тявкнул, псинка?! – тоненько пропищал он.
Пока мент подымался с табуретки, Илья толкнул его во впалую грудь. Табуретка с грохотом опрокинулась. Плешивая голова стукнулась о ручку духовки.
Хруп.
Тело замерло полусидя, прислонившись спиной к плите. Голова свесилась на грудь, словно у плюшевого медвежонка с ниткой вместо шеи. В редковолосой макушке чернела дырка. К торцу ручки духовки прилип окровавленный клочок сивых волос.
Илья глядел на это и мысленно прокручивал в уме, что будет дальше.
Кто-нибудь видел, как он спускался вместе с дядь Володей по лестнице, как заходил в его квартиру? Нет, они никого не встретили. И вряд ли старый брехун кому-то доложил, что собирается пригласить нового соседа раздавить бутылку.
В глазок могли случайно заметить…
Ладно, это вряд ли. Допустим, всё же не заметили.