Нападавшие, урча мотором, въехали в переулок на спортивном автомобиле, в фургоне, на велосипедах, обнаружили спящего Эмброуза, вылезли, хихикая и усмехаясь, связали его, дали по башке, заорали, зашептали, облили Эмброуза бензином, подожгли.
Тут разногласий не было. Эмброуза подожгли.
– Мы его одеялами тушили, ага? Так одеяла тож загорелись.
Когда его грузили на носилки, Эмброуз что-то булькал себе под нос на давно забытом языке, рассказывал сказки, которых никто не услышит. Вскоре потерял сознание, будто сознание – шарик воздушный, и Эмброуз его отпустил, веревочка убежала, ускользнула меж пальцев.
Когда приехал отдел убийств, Бризбуа уже дважды обошел место преступления, среди мусорных мешков обнаружил зажигалку и пустую пластиковую бутылку. Мутная бутылка, открытая – присев на корточки, он почуял кисло-сладкую бензиновую вонь. Поставил над бутылкой и зажигалкой нумерованные карточки разметки и пошел дальше.
– Ну что, сворачиваемся? – спросил кто-то из СУТ. – Теперь пускай убийства работают?
Бризбуа кивнул.
– Пошли глотнем чего-нибудь?
Смена почти закончилась.
– Нет, без меня. Мне еще в «Семь-Одиннадцать» за кошачьим кормом. Ну и денек выдался.
Красное на синем, вспыхивает в тонированном стекле и четкой геометрии городского ядра. В доме наверху – свет в угловом окне.
Чего ей не спится в такую поздноту?
62
На подготовку кадунского маршрута ушло больше времени, чем планировал Игбо Джо, – «честных днем с огнем», как он выразился, – и Ннамди очутился на диких улицах Геенны. Его подрядили отлаживать двигатели: вообще-то, он не учился на автомеханика, но прикладные знания – конек Дельты, и освоился он довольно быстро.
Гараж занимал целый квартал. Металлическое строение, гнутое, как дренажная труба, бетонный пол в бензиновых разводах. Кто Ннамди нанял и кто владел гаражом, так и не выяснилось – скользкий вопрос, вечная путаница, конфликтующие претензии и конкурирующие гильдии. Впрочем, помятые такси и пострадавшие мини-фургоны все равно набивались в гараж, а механики колотили по бамперам и проржавленным швам, металлом по металлу, и брызгали искры – водопады, фейерверки.
Спал Ннамди в койке над ремонтным цехом, а ночами опасливо выбирался в запруженные переулки Геенны. По улицам катились голоса, воздух напитался запахами – от уличных нужников до облачного пара кипящих клецок гарри. В порту мешанина диалектов и языков – и не догадаешься, что Портако – город игбо. Ннамди слышал огони, ибибио и десяток вариаций иджо, хотя из дальней Дельты ни одного.
Даже если не срастется поездка на север, можно остаться здесь – здесь крыша над головой, постель, работа. Ему повезло. Отцовский ору приглядывает, больше некому.
Долгое ожидание завершилось – распахнулся занавес.
Протертая тряпка, пришпиленная над койкой Ннамди, отлетела в сторону – на такой темперамент способен только Игбо Джо.
– Вставай, лодырь! Подъем! – Джо от восторга аж вело. – Вставай! Приехала! Красотка – загляденье.
Ннамди, просыпаясь на ходу, побрел за Джо вниз по лестнице. Половину ремонтного цеха занимала грузовая цистерна. Она воцарилась здесь, и такси с фургонами прижались к стенам. Овцы, уступившие дорогу альфа-барану.
Кабина сворочена, чтоб уместилась, сама цистерна покоится на шеренге колес.
– Подрегулировать надо, – сказал Джо. – Вот и займись. Давай-давай. Глянь.
Джо шел вдоль цистерны, и под расточительными его хвалами она как будто росла.
– Шестнадцать колес! Одно проколешь – и не заметишь даже.
Покрышки, отметил Ннамди, потерты, но еще не облысели.
– Койка за водительским сиденьем, место под провиант и багаж есть.
Ржавые петли. Паутина трещин на ветровом стекле, вся кабина в причудливых завитках, зеленых и золотых, а на боку девиз на счастье: «Мечтать не вредно». Ннамди обошел цистерну, еле протиснулся; на другом боку лилово-оранжевым значилось: «И это тоже пройдет».
– Еще как пройдет, – сказал Джо, увидев, как Ннамди читает послание. – Всё в пути! – Он тяжеленной лапищей хлопнул по дверце. – Нефти под завязку, прямо в Портако и очищали. ООК закрыла производство, но нам еще досталось. Мы всегда на шаг впереди! Даже самой густой сетью не поймаешь тени. В Ониче так говорят. Тут тридцать тысяч литров. Один раз скатались – и год можно не работать. Я так думаю, твои-то денежки достанутся девчонкам в Геенне. Ты ж у нас молодой жеребец! – Он засмеялся, схватил Ннамди за плечо, пихнул, молчание принял за согласие.
Из-за цистерны позвали:
– Джозеф, друг мой!
– А, – сказал Джо. – Пришел.
– Кто?
– Турок. – Джо за локоть поволок Ннамди к кабине. И прибавил, понизив голос: – Он не черный, но все равно нигериец, ты уж не дуйся.
– С чего бы мне дуться?
Но Джо уже включил свою максимальную передачу:
– Друг мой, ты принес нам звезды в ведерке!
Турок не был турком. Был он ливанским бизнесменом, чья семья поколениями жила на этих берегах, и в Геенне и пакгаузах Порт-Харткорта у него сейчас имелось несколько предприятий, законных и наоборот. Из тех, кто, как говорится, в голод жиреет. Попытки избавиться от неподходящего прозвища он давным-давно бросил.
– Турок!
– Джозефант!