Боевики при поддержке ибе приступили к диверсификации своей деятельности. Заинтересовались иными областями. Сначала контрабанда оружия и бункеровка нефти, затем наркотики и набеги на деревни других этнических групп. Возобновились нападения на материковые города – и нападали отнюдь не только люди в военной форме. Зажатые между солдатами и нефтью, между ООК и бункеровщиками, вспыхивали целые ручьи.
Возникли отряды отщепенцев – называли себя Советами бдительных и Освободительными армиями; люди уроборосами пожирали своих. Вновь вскипали древние этнические междоусобицы, формировались новые фракции. Бои шли в основном на западе, вокруг Варри, под Портако. Деревня Ннамди трещала по швам, распадалась на куски, но оставалась на далекой периферии и от худшего была избавлена. Пока.
И все равно. Самое время сваливать.
Ннамди послал весточку матери – мол, его не будет неделю, а то и дольше. Вышло гораздо дольше.
61
Сквозь свое отражение Лора Кёртис глядела на город. Из окна видно реку и нисходящие арки моста Центральной улицы – как след от камня, «блинчиком» проскакавшего по городу.
По берегам подходы к мосту охраняли с флангов каменные львы «За Короля и Отечество» – имперские шахматные фигуры, угрюмые, как и полагается стражам.
На мониторе десктопа молчаливо, неотступно ждала недоредактированная рукопись.
Лора снова продиралась сквозь чужую жизнь, отыскивала несостыковки, выделяла ключевые события, составляла хронологию и таблицу стилей. Автор, напыщенный чех с большим коком (судя по фотографии), склонен был сочетать противоречащие друг другу наречия и прилагательные: «невозмутимо взволнованный», «яростно безмятежный», «всеобъемлюще узколобый». Она все это прилежно помечала, но, дойдя до словосочетания «угнетающе свободный», задумалась. Можно ли быть угнетающе свободным? «Да, – подумала она, – можно». Порой выбор парализует тебя, сокрушает. После этого она списывала подобные выверты на авторскую причуду, которой надлежит потакать, а не на ошибку, которую следует исправить.
Чай в чашке остыл.
Она глядела сквозь себя, «деятельно игнорировала» рукопись, поселившуюся на экране. Внизу, в городе мигалки «скорой помощи» отражались в гладком стекле, в четкой геометрии городского ядра.
«Как красиво», – подумала она.
Сержант Бризбуа стоял в луже красно-синего этого света в переулке. Внутри периметра желтой ленты, в устьях переулка – патрульные машины. И «скорая» приехала.
В прорехе между офисными зданиями Бризбуа едва различал башни на гребне холма. Второй дом, слева. Третье окно в верхнем углу. Она явилась сегодня в СУТ, не предупредив заранее, попросила фотографии с места несчастного случая.
– Уверены? – спросил он. – Такое себе зрелище.
Она и не вздрогнула. Поначалу. Разглядывала их, будто искала что-то – и не просто улики. Один снимок, затем другой, и наконец…
Поглядела на Бризбуа, улыбаясь, в глазах слезы.
– Кто бы мог подумать, – сказала она.
– Что такое?
– Свитер. – На одном снимке виден вязаный узор. Геометрический. Не олени. – Кто бы мог подумать, что у папы больше двух свитеров? – Слезы набухли, но не пролились.
– Мисс Кёртис, у нас есть отдел помощи жертвам, психологи, они работают с теми, кто пережил горе, если нужно…
– Горе? – спросила она. – А пустота? У вас есть специалисты по пустоте? По сожалениям? По тому, что забыл сказать?
– Лора, если хотите с кем-нибудь поговорить…
– Я хочу побыть одна. Пару минут. Можно?
– Конечно. Хотите кофе?
Она хотела кофе, но когда Бризбуа его принес – с пакетиками сливок и сахара, «Я не знал, как вы пьете», – кофе она уже не хотела. Запихнула фотографии в папку и ринулась мимо Бризбуа, сдерживая всхлип.
Надо было пойти за ней. Надо было догнать, спросить: «Чем вам помочь?»
Не догнал и не спросил.
А сейчас она стояла в угловом окне.
– Сержант Бризбуа? Отдел убийств.
Вызвали СУТ. Сообщили о загоревшемся транспортном средстве. Горело не средство – горел человек. Была замечена машина, но она умчалась, остались только мрачные запахи и тело. Не мертвец, но почти на грани.
– Вызывайте убойный, – сказал Бризбуа, когда «скорая» занялась жертвой.
Бризбуа оглядел переулок – дымящиеся мусорные пакеты, расплавленный пластик и подпалины на асфальте, негатив, вплавленный в плоский картон мостовой: на почернелом фоне бледный абрис – там, где, свернувшись калачиком, лежало тело.
– Оклемается, как думаете? – спросил полицейский из отдела убийств.
– Вряд ли. Третья степень, почти все тело. «Скорая» говорит, кожа слезает уже.
Эмброуз Литтлчайлд. Без определенного местожительства. Изначально проживал в Форт-Макмёрри. Полиции известен. Попрошайничал, бутылки собирал. Эти подробности всплывут в течение вечера. Свидетели – невменяемые, невнятные и ненадежные, такие же обитатели улицы, – сказали, что их было четверо, или сорок, а может, сто. На вид студенты.
– Каковы на вид студенты? – спросил Бризбуа.
– Как не мы.