419

Газовый факел на берегу извергал жар посреди деревушки. Растительность вокруг увяла и поредела, но это не мешало деревенским женщинам использовать газовое пламя – рядами выкладывать на просушку кассаву и, в жару блестя потными лицами, развешивать стирку на трубах. Те прорезали тропинки в лесу, ныряли, выныривали, пересекали мелкие ручьи и речки покрупнее, змеями скользили вдоль воды.

– В сезон дождей этих труб и видно не будет, – сказал Ннамди. Он придвинулся к Амине поближе, чтобы не кричать.

Она поглядела на низкий серый потолок небес. Брызги дождя и каплющий лес, влажное дыхание тумана. «Если уж это не сезон дождей…» Она плотнее закутала голову платком.

– Можешь залезть туда, – сказал Ннамди, кивнув на брезент. – Если дождь пойдет.

Если?

Они вошли в душный лабиринт ручьев и клокастых островков, и «Химар» постепенно набрал скорость, зашлепал носом по воде, а дождь колол его, точно подушку для булавок, обжигал кожу, как песок в пыльную бурю. «Что я натворила?» Куда ни глянь – к тебе тянутся пальцы воды. Бесконечные переходы. «Что я натворила?»

Ннамди снова сел рядом.

– Под водой живет речной народ, овумо. Смотрят на нас и думают, что мы – их отражения. – Он улыбнулся. – Может, и правда. Может, овумо настоящие, а мы – перевернутые. У нас в деревни матери детишек пугают: «Веди себя прилично, а то овумо заберут! Будешь плохо поступать, овумо придут и сцапают». А моя мать не так. Она грозила: «Веди себя как полагается, Ннамди, а то ийеи придет». Это значит «что-то». Больше ничего не говорила. Ни разу не сказала что. «Что-то придет» – и все. – Он засмеялся. – И это было хуже всего – не знать что. Просто что-то . Ийеи.

Канал расширялся, лодка помчалась быстрее, рассекая поверхность параллельного мира. Подпрыгнула, рот у Амины наполнился рвотой, она сплюнула за борт. Посмотрела, как мутнеет вода за бортом.

79

...

Как не получили деньги? Что за нелепица?! Я послал их Супер-Экспресс-Скоростной Суточной Авиапочтой, и мне уже прислали подтверждение, что кто-то их получил и обналичил. Что там у вас творится? Вы что, за болвана меня держите?

Разберитесь и доложите.

Пол-к Горчиц.

80

Вдали – Бонни-айленд, мерцание в дымчатой мути. За Бонни-айлендом – океан.

Она увидела море впервые в жизни, но восторг не посетил ее: она знала, что означает море. Нигерия закончилась – дальше бежать некуда. Это конец всех дорог, больше никуда не пойдешь.

Ветер окреп, волны пошли завитками. На горизонте – тонкая линия барашков. Вдалеке – глыба открытого океана. В серой воде плывут нефтяные платформы, башни огня, пылающий газ. Она вновь вспомнила деревья, что горели в саванне.

Ннамди указал на скопище огоньков и цилиндрические резервуары на острове – завод, где сжижали природный газ.

– Что не сгорит, отправляется туда. Я раньше жил на Бонни. – Много жизней назад. – Там когда-то был рабовладельческий порт, – сказал он. – Точка невозврата. Рабов привозили на Бонни, а оттуда их забирали корабли. Там есть колодец – мужчины, женщины, дети пили там напоследок и навеки покидали Африку. И даже сейчас говорят, что вода в колодце на вкус как слезы. Кое-кто считает, это просто море просачивается. Соленая вода мешается с пресной. Но я что-то не уверен.

Проступали детали. Бонни-айленд все ближе.

– Разумеется, – ухмыльнулся Ннамди, – продавали-то в основном мы, иджо. Если б я повстречался с Игбо Джо в далеком прошлом, может, накинул бы на него сеть и продал ойибо. Иджо годами ловили и продавали игбо, толпами. Игбо на нас до сих пор злятся. Они тогда ямс разводили. Легкая добыча. – Он засмеялся, но подтекст был ясен: иджо никогда не покорялись, никогда не были рабами. Не жертвы – охотники. Не рыба – рыболовы. Не наковальня – молот.

В глазах ее мелькнул страх, и Ннамди попытался ее утешить:

– Да я шучу. Со мной ничего не бойся. – Он глянул на Бонни-айленд. – И деревня тебе понравится. Мы любим гостей.

В небе кружили военные вертолеты, низко-низко летели вдоль горизонта.

– Ищут бункеровщиков, – сказал Ннамди. – Высадятся на любое судно, если там контрабандная нефть, даже на танкер, и не уйдут, пока им не дадут на лапу. А вот нас никто не ищет. – Он указал на лес: – Моя деревня там. В дальней Дельте. Семьсот человек, из них восемьсот – моя родня.

Он что-то сказал рулевому, и лодка повернула и помчалась к берегу. Амина ахнула, решив, что сейчас они врежутся в стену мангров, но в последнюю секунду заметила просвет. И ручей.

– Срежем тут, – пояснил Ннамди.