50 книг с моей полки

Дефицит, коммунальный быт – его «полторы комнаты» («полторы комнаты»[218], в принципе трудно уместить в пространство стихотворения, поэтому не буду пытаться вместить этот гениальный стих в пространство рецензии), русская деревня (в которой Бродский провел годы своей ссылки). Бродский мог описать совершенно любое явление, о котором он хотел высказываться, а высказывался он гениально, причем всегда. В его стихах, всегда есть место тирану (собирательному или личному), он присутствует во многих его стихотворениях.

«Он здесь бывал: еще не в галифе —В пальто из драпа; сдержанный, сутулый.Арестом завсегдатаев кафеПокончив позже с мировой культурой»[219]

Или.

«Холуй трясется. Раб хохочет.Палач свою секиру точит.

Тиран кромсает каплуна.Сверкает зимняя луна»[220]

Ну и конечно, всем известное.

«Свобода – это когда забываешь отчество у тирана,А слюна во рту слаще халвы Шираза,И хотя твой мозг перекручен, как рог барана,Ничего не каплет из голубого глаза»[221]

Цензура и тирания заставляла гениев эмигрировать (а других и вовсе…ну вы и так все знаете), талант отказывались признавать на Родине, в чести были всевозможные союзы – художников, литераторов, которые были очень далеки от настоящего искусства (если не считать, конечно, искусством соцреализм в картинах и литературе). Тиран висел над каждым творцом «страшных лет России» (как писал, другой гений В. С. Высоцкий), не востребованность, безденежность, в конце концов, тюрьма и лагерь сломали судьбы и погубили жизни множества гениев. Поэтому ссылка Бродского – это спасение великого поэта, который стал гражданином и поэтом для всего мира. Отказался ли Бродский от звания великого русского поэта, страдал ли? Тяжело ответить на эти вопросы искренне и по правде. Остается лишь искать эти ответы в его стихах.

«Я взбиваю подушку мычащим «ты»За морями, которым конца и края,В темноте всем телом твои черты,Как безумное зеркало повторяя»[222]

Можно сказать однозначно, что эмиграция в 1972 году стала для поэта переломным этапом в его жизни. И будто, напророчивши сам себе, как бы разделяя свою жизнь на, до и после он пишет:

«Вот и прожили мы больше половины.Как сказал мне старый раб перед таверной:

«Мы, оглядываясь, видим лишь руины».Взгляд, конечно, очень варварский, но верный»[223]

Больше половины – почти 32 года в СССР, а другая – 24 года за рубежом (США, Италия). Во всех трех городах, которые прошли красной нитью через его жизнь – Ленинград, Нью-Йорк, Венеция была вода (два моря и один океан), которая так вдохновляла поэта…

«Я родился и вырос в балтийских болотах, подлеСерых цинковых волн, всегда набегавших по две,И отсюда – все рифмы, отсюда тот блеклый голос, вьющийся междуними, как мокрый волос»[224]

Именно рифмы и голос поэта, который сегодня, к счастью сохранился в записях интервью и чтений стихов, формируют у нас представление о нем.

«За сегодняшним днем стоит неподвижно завтра,Как сказуемое за подлежащим»[225]

С непревзойденным языком и …Частью речи, ведь даже от гения остается лишь память…и Часть речи…

«От всего человека остается частьРечи. Часть речи вообще. Часть речи»[226]

Отсутствие тишины[227]

(«451 градус по Фаренгейту»[228] Р. Брэдбери)