«Я счастлив – и все тут! Буду сегодня кутить, весело, добродушно, со всякими безобидными выходками… Откройте бочку вина! Две бочки! Три! Приготовьте тарелки – я их буду бить! Уберите хлеб из овина – я подожгу овин! И пошлите в город за стеклами и стекольщиком! Мы счастливы, мы веселы, все пойдет теперь как в хорошем сне!»
1960-е годы были годами молодежи – было модно быть молодым. Империя Юности просуществовала с 1966-го, с призыва Мао «Огонь по штабам!», до 1978 г. Только в этот промежуток времени молодежь была признана как класс, с особыми запросами и потребностями. Она была близка к тому, чтобы навязать свою позицию миру. Но этого не произошло.
Юношей посылали во Вьетнам, и они там погибали, так и не поняв, что такое война. Тех, кто понимал, убивали дома: в 1966 г. полиция расстреляла антивоенную демонстрацию в Детройте; в мае 1968 г. в Париже прошли массовые студенческие выступления; летом этого же года в Чикаго состоялась антивоенная демонстрация, закончившаяся кровавой расправой.
Сейчас как-то неловко осознавать, что сама идея терпимости к многообразию жизни рождалась в психоделическом угаре. Сейчас эти идеи существуют совсем в другом антураже: их излагают в торжественных речах на приемах и политических форумах, обсуждают видные общественные и политические деятели. И мало кто вспоминает об истоках идеи толерантности, хотя все чаще из окон фешенебельных гостиниц и дорогих авто доносятся композиции Джима Моррисона, Джимми Хендрикса и Дженис Джоплин. Да и голливудский кинобизнес с маниакальным упорством воспевает идолов 60-х: снят фильм о Джиме Моррисоне, выпущены в прокат несколько фильмов о Дженис Джоплин, готовится к съемке еще один… Революция пущена на поток и разобрана на сувениры.
Вряд ли Дженис чувствовала всю глубину философии мира и всеобщего братства, но следовала ей с упоением. Исполняя блюз с потрясающей чувственностью и эмоциональностью, свойственной только черным певцам, она стала единственной представительницей женского рока, которая не только смогла конкурировать с «мужскими командами», но и добиться такого же бешеного поклонения. Джоплин и по сей день считается рок-певицей всех времен и народов, к которой с полным правом можно применить эпитет «великая». Дженис обладала уникальным, абсолютно узнаваемым голосом – мощным, с диапазоном в три октавы. Она владела голосом, как Хендрикс – гитарой: свободно, без технических и эмоциональных преград.
Музыкальное наследие «талантливой певицы, погибшей в чудовищном мире чистогана и наживы» (из книги советских лет «Музыка бунта»), невелико – всего пять студийных альбомов (не считая тех, которые выходили через много лет после ее смерти). Это вполне понятно, ведь артистический взлет Дженис пришелся всего на четыре года – с 1966 по 1970 г.
«Взбесившаяся оса», как назвал Дженис Джоплин журнал «Ньюсуик», родилась 19 января 1943 г. в Порт-Артуре, захолустном техасском городке, где население работало на предприятиях очистки и переработки нефтяных продуктов. В Порт-Артуре царила атмосфера, типичная для южных штатов: хлебосольные и добродушные жители становились агрессивными, как только речь заходила о «неправильных» или «неприличных» вещах, вроде прав чернокожих (ответом были костры ку-клукс-клана), битниках или еще о чем-нибудь подобном. Подруга и биограф Дженис точно определила его как «плато посредственности с подземными водами насилия». Позже сама Джоплин скажет: «Техас – отличное место для тех, кто вздумал здесь поселиться и потихоньку заниматься своим делом, но не для возмутителей спокойствия. А я всегда была именно возмутителем спокойствия».
Ее отец, Сет Джоплин, дипломированный инженер, был помощником управляющего в нефтеперерабатывающей компании «Тексако», а мать, Дороти, имела музыкальное образование, но работала архивариусом в местном колледже, который готовил будущих бизнесменов. Кроме Дженис, самой старшей, в семье было еще двое детей: Майкл и Лаура.
О своем детстве Дженис всегда вспоминала с горечью, ведь она была изгоем. Умилительный ангелочек, миленькая белобрысая крошка к четырнадцати годам утратила всю свою привлекательность и превратилась в толстушку с плохой кожей и жирными волосами непонятного цвета (которые к тому же казались вечно нечесаными). В школе – теплице для «настоящих» мисс и джентльменов – ее называли не иначе как «свиное рыло». «Представляете, каково было ребенку слышать о себе такое?» – спросила она однажды.