7-8. Кровь Янтаря. Знак Хаоса

Я продолжал бежать, пока пол у меня под ногами круто не оборвался вниз. Почувствовав, что начинаю падать, я протянул свободную руку, чтобы за что-нибудь ухватиться, но соломинки никакой не было. Почва ушла из-под ног. Хорошо. Я надеялся и почти ожидал, что так оно и случится. Льюк издал тихий стон, но не шевельнулся.

Мы падали. Вниз, вниз, вниз, как и было сказано. То ли колодец был очень глубок, то ли падали мы очень медленно. Все вокруг нас было задернуто сумерками, и я не различал стен. В голове просветлело еще больше, и я знал, что так будет продолжаться и дальше, пока я контролирую одну переменную: Льюка. Высоко над собой я опять услышал знакомые охотничьи завывания. И вслед за этим грааханье. На этот раз оно было каким-то странным. Фракир на запястье вновь запульсировала, докладывая про то, что я уже и без нее знал. Так что опять пришлось ее успокоить.

Еще яснее. Я стал вспоминать… Мой набег на Крепость Четырех Миров и как я спас Джасру, мать Льюка. Нападение оборотня. Странный визит к Винте Бэйль, когда выяснилось, что она не совсем то, чем казалась… Обед в Гробовой Аллее… Обитающий на Пороге, Сан-Франциско, хрустальная пещера… Все яснее, яснее… И все громче и громче охотничий вой Огненного Ангела над моей головой. Наверное, он пробился через туннель и теперь спускается. К несчастью, у него крылья, ну а я мог всего лишь падать.

Я посмотрел вверх. Но разглядеть нависшую надо мной тушу не удалось. Наверху, кажется, было темнее, чем под ногами. Мне очень хотелось верить этому свету в конце туннеля, раз уж сам я не мог придумать никакого выхода из ловушки. Было слишком темно, чтобы взглянуть на Козырь или что-либо разобрать в мелькающих по сторонам декорациях для совершения теневого перемещения.

Я чувствовал, что теперь мы скорее планируем, нежели падаем, и скорость наша вполне умеренна, чтобы приземлиться, не поломав костей. В противном случае я, конечно бы, сообразил что-нибудь такое, чтобы посадка получилась помягче, — к примеру, немного переиначил одно из тех заклинаний, которые я по-прежнему носил с собой про запас. Хотя, по совести, цена этим мыслям в полете — ноль без палочки, коли и вправду судьба нам быть сожранными еще по дороге вниз — а такое светило вполне, если, конечно, наш охотник не успел где-нибудь заранее набить брюхо; в этом случае он нас всего лишь покалечит. Так что, пожалуй, стоит прибавить скорость, чтобы опередить зверя; но, с другой стороны, при его возможностях он запросто сотрет нас в мелкую пыль, когда мы спустимся вниз.

Решения, решения.

Льюк слабо шевельнулся у меня на плече. Я надеялся, что он пока не думает приходить в себя, — возиться с заклинанием, которое вызывает сон, сейчас было просто некогда, а чтобы, как в баре, отоварить его по роже — не было подходящих условий. Так что придется эту проблему взвалить на Фракир. Но если Льюк был на грани между отключкой и пробуждением, то удушье скорее поможет ему оклематься, нежели снова отправит его в забытье, — а мне он был нужен в благопристойной форме. Ведь он знал много чего такого, чего не знал я; такого, в чем я чрезвычайно нуждался.

Мы миновали участок, где было чуть посветлее, и я впервые сумел разглядеть стены шахты; они были покрыты граффити[42] на языке, которого я не понял. Это напомнило мне странный рассказ Джамайки Кинкейда, но не дало никаких намеков на выход из ситуации. Как только мы миновали освещенную полосу, далеко внизу показалось светлое пятно. И почти сразу, как только оно проявилось, сверху послышался вой, на этот раз совсем близко.

Я вовремя посмотрел туда и увидел, как сквозь светлый участок пролетает Огненный Ангел. Но он был не один — следом за ним летела другая туша, она была одета в жилетку и граахала. Похоже, из всей нашей компании самое лучшее время было у Бармаглота. Немедленно встал вопрос: ему-то какого хрена здесь было нужно? Пока он приближался, круг света под нами вырос, а Льюк зашевелился опять. Ответ на мой вопрос был получен достаточно быстро, как только Бармаглот поравнялся с Огненным Ангелом и атаковал его.

Пыхтение, вой и грааханье эхом прокатились по шахте одновременно с шипением, скрежетом и рычанием. Два зверя сошлись в бою, они рвали друг друга на части, глаза их светились, словно умирающие солнца, когти лязгали, как байонеты[43]; в бледном свете, что подсвечивал эту сцену снизу, они образовывали жуткого вида мандалу[44]. Этот припадок активности был мне только на пользу — наконец-то я мог вздохнуть посвободней, к тому же это замедлило их до такой степени, что пропала нужда рисковать наспех переиначенным заклинанием и наскоро маневрировать, чтобы вывалиться из туннеля не в разобранном виде.

— Аргх! — заметил вдруг Льюк, заворочавшись у меня в объятиях.

— Согласен, — ответил я. — Только лежи спокойно, договорились? Есть возможность достойно грохнуться…

— …И сгореть, — добавил он, запрокинув голову, чтобы посмотреть на сражающихся чудовищ; затем, уже глянув вниз, он, видно, сообразил, что мы тоже падаем.

— Ловушка? И какого сорта?