725 дней во льдах Арктики. Австро-венгерская полярная экспедиция 1871–1874 гг.

Каждое воскресенье мы праздновали подлинным воскресением тела из тьмы керосинового дыма. Воскресный обед отличался от обычного чаркой вина и каким-нибудь мучным блюдом. Карлсен и Лузина были поочередно нашими гостями. Карлсен приходил каждый раз в своем парике, которого он не бросил даже во время обратного похода. Лузина, наш превосходный боцман, обычно с большим воодушевлением начинал любой разговор. Застольные разговоры состояли главным образом из предположений и планов будущего, из догадок о том, что настанет время, когда нам придется оставить корабль, из бесед о Земле Гиллиса и Сибири или, наконец, из рассказов о белых медведях. Только изредка решались мы говорить о нашем пленении. Недостаток вина мы возмещали разговорами о нем. Политические события тоже были одной из излюбленных тем. Все наши сведения относились к прежним годам, и разные случаи, происходившие в 1870 году, служили предметом оживленных споров.

В кают-компании

Человеческое существование в условиях полярной ночи однообразно в высшей степени. Нигде на земле изгнание не может быть таким полным, как здесь, во тьме, холоде и одиночестве. Люди, оторванные от всего, что способно вызывать желания, жаждут только одного – перемены. Наконец, правдивы слова Лессинга: «Мы слишком привыкли к общению с другим полом для того, чтобы не чувствовать ужасной пустоты при полном отсутствии прекрасного».

Человек ленивый, спящий даже днем, стал бы совершенно расслабленным от такой жизни. Действительно, нет ничего более губительного для полярной экспедиции, чем появление нравственной и физической немощи. В том, что люди безвольно предавались лености, была, по-видимому, главнейшая причина гибели персонала зимовочных станций на Ян-Майене и в других местах, организованных в прежние столeтия.

Существует вместе с тем весьма распространенное, но ошибочное мнение, будто многомесячный день в полярных странах тяжело переносится человеком. Наоборот, не непрерывный свет, а полное отсутствие его становится гнетущим, а период непрекращающегося света только усиливает жизненную энергию. Впрочем, в первую зиму нас меньше удручала темнота, чем постоянное взвешивание наших перспектив. Большое утешение мы находили в арабской поговорке, что «и это пройдет». Это было действительно ужасное время. Нам предстояло в лучшем случае возвращение в Европу с достижениями, состоящими только из собственного спасения.

Даже в вечерние часы, перед сном, мы не могли избавиться от грустных предчувствий. Обычно в это время мы выходили на четверть часа на палубу и при 20–30° мороза выкуривали сигару, делясь друг с другом воспоминаниями минувших дней. Как часто мы при этом вскакивали, встревоженные новой подвижкой льда. Жизнь на льдине походила на жизнь на вулкане.

Долгая ночь больше влияет на человеческое тело, чем на его дух, что объясняется отсутствием движения. Такой тонкий наблюдатель, как Миддендорф[59], говорит об этом следующее: «Путешествия в холодные страны я считаю даже в самых скверных климатических условиях определенно менее опасными, чем путешествия в тропики. Первые, конечно, несравненно утомительнее, но менее опасны для жизни, если не считать трудностей, угрожающих кораблям, забирающимся далеко в ледовые массы. В тропиках никогда нельзя уберечься от неожиданной смертельной болезни, но чем дольше находишься там, тем больше становится опорная сила организма. Дальний север, наоборот, портит кровь, и после трех зимовок находились лишь немногие, которые могли бы вынести четвертую зиму». К вредному для здоровья влиянию полярной жизни относится еще следующее: постоянная задержка испарений из-за перегруженности шерстяной и водонепроницаемой одеждой, замедление обмена веществ вследствие недостатка питания (особенно отсутствие свежей животной и растительной пищи) и, наконец, периодическое убывание света и тепла само по себе.

Состояние здоровья на борту в течение обеих зим оставляло желать лучшего. Цинготные заболевания рта и болезни легких проявлялись в различных формах, и почти не было дня без одного-двух больных. Я думаю, что бо́льшая часть вины за эти несчастья ложится на трудность нашего положения, а не на южную природу наших людей. Доктор Кепес прилагал все усилия для борьбы с этим злом. Люди в кубрике занимали по очереди хорошие сухие койки, а потом уступали их следующим. Койки, расположенные у входа, подвергались в большей степени льдообразованию, их высушивали теплым воздухом, подававшимся сюда с помощью подвижных рукавов. Недостаток в движении, резкие температурные колебания, плохое настроение, периодическая нехватка свежего мяса, сырость и обледенение помещений были причиной цинги, которая в первую зиму обнаружилась только в переполненном кубрике. В это время у машиниста Криша появились первые симптомы легочного заболевания, которое было, по-видимому, следствием простуды. С тех пор он обычно садился к печке и все жаловался на холод.