В конце мая судно начало медленно садиться. Между носом и льдом поднималась вода. Однако вскоре мы убедились, что эти изменения недостаточны и что мы сами должны приложить усилия к освобождению. Весь конец мая, июнь, июль и август мы копали, пилили[67]
и взрывали нашу льдину. Работа эта, проводившаяся временами в авральном порядке, показала нам размеры человеческого бессилия в борьбе с природой. Нам не удалось окопать наше судно кругом, так как это было возможно только с левого борта, а с правого мешало нагромождение льдин друг на друга. Здесь мы выкопали колодец в 18 футов глубиной и все-таки не достигли подошвы льдины. Отпиливать можно было только некоторые части льдины. Но и здесь мы встретились с трудностями, вызванными значительной толщиной льда. Пришлось делать новые пилы большей длины – материалом служила железная обшивка машинного отделения. Вообще же говоря, трудность пилки совершенно невероятно возрастает вместе с толщиной льда. Насколько легко перепилить льдину толщиной в 4 фута, настолько трудно разрезать глыбу в 8–10 футов. Кроме того, когда разрез был больше сажени, пилы почти всегда примерзали ко льду. При попытках освободить пилы с помощью пороха они нередко ломались на части. Наконец, даже удачно выполненные разрезы часто оказывались лишними, так как льдины сразу же смерзались снова. Взрывание оказалось таким же бесполезным, как и в прошлом году. Вообще оно дает положительные результаты только в тех случаях, когда нужно раздробить уже отпиленные глыбы, столкнуть которые с помощью лома оказывается невозможным.В середине июня мы убедились, что соединить между собой разрезами двадцать две проделанных вокруг корабля проруби мы не в силах. С этого времени мы ограничили наши работы устройством бассейна вблизи носа корабля. Сознавая свое бессилие, мы надеялись, что устройство бассейна рядом с льдиной поможет стихиям расправиться с ней и освободит наш корабль, который вернется в нормальное положение. Мы желали всеми силами, чтобы судно сползло или провалилось на воду несмотря на то, что это представляло бы для него большую опасность.
, 23 июня. Ясная погода, северный ветер. Температура 0°. Мы все, и офицеры, и матросы, орудуем кирками и пилами, пробиваем канал, чтобы спустить корабль на воду. Но вся эта работа, все усилия вызволить корабль тщетны, и нет никакой надежды выбраться отсюда. Лишь с самой высокой мачты виден на далеком горизонте проход с открытой водой.
<…>
29 июня. Мой день рождения. В полвторого ночи к кораблю подошел медведь. Вахтенный офицер и один из матросов уложили его. Потом разбудили меня, чтобы я снял с него шкуру. В ту минуту, когда мне исполняется 30 лет, я снимаю шкуру с белого медведя. Замечательный подарок на день рождения.
Во второй половине лета судно сильно накренилось из-за неравномерного подтаивания под ним льда, и мы были вынуждены, боясь, что оно опрокинется, подвести под него крепкие подпорки. Благодаря этому корабль наш стал похож на грозящую обвалом избушку. В середине июля мы снова исследовали толщину льда. Специально приготовленными бурами пробили несколько слоев льда до 27 футов общей толщины, но все еще не достигли воды. Пришлось отказаться от всяких попыток разрушения этого бастиона. 27 июля выгрузили на лед 20 тонн угля для возможного облегчения корабля. Ежедневно приходилось посматривать, в порядке ли балки, подпирающие корпус судна, так как в результате таяния льда они легко сдвигались с своих мест. В течение следующих недель корабль все больше опускался носом к воде и все выше поднималась корма.
Июль был тоже преимущественно пасмурным. Несколько раз выпадал снег, ложившийся 2–3-дюймовым слоем. Как и в июне, туманы чередовались со снегом и дождем. Преобладали западные ветры, а средняя месячная температура поднялась до 1,2°. 10 июля был температурный минимум месяца, равный −1,8°. 8 июля термометр с зачерненным шариком показал 33,7° при 1° в тени.