8–9–8

Вот если бы… мечтает Габриель, прекрасно зная, что эта мечта никогда не осуществится. И он ничего не скажет Марии, ни сейчас, ни потом. Он будет проводить с ней ночь за ночью, влекомый запахом. Промежутки между ночами произвольны, в зависимости от воли и желания Марии они могут сокращаться, а могут увеличиваться, но присутствие в них Габриеля обязательно. Со временем он окончательно превратится в термита с грызущим ротовым органом, обломанными крыльями и атрофированными глазами, то-то будет радости!.. Но и отказаться от Марии невозможно, с сегодняшней ночи она приобрела окончательную власть над Габриелем,

вот гадина!..

Габриель вполуха слушает Марию и сомнамбулически кивает: необходимо все же что-то решать с твоим книжным магазином, дорогой…

Да.

— Я уже связалась с людьми из Мекнеса и Ксар-эль-Кебира. Теми, что поставляли брату товар. Они согласны возобновить поставки, но для этого нужно съездить в Марокко.

Да.

— Ненадолго и только для того, чтобы подписать договор. В Марокко поеду я. Я знаю страну, я там родилась и мне легче будет общаться с местными, они ведь такие пройдохи!..

Да.

— А ты в мое отсутствие подыщи клиентов, которые смогли бы перекупить у тебя бизнес или — на худой конец — помещение. Место ведь отличное и проходимость там высокая, наверняка от покупателей не будет отбоя…

Да.

— Ну, не кисни! Все, что я делаю, — я делаю для нас. Вот увидишь, как все прекрасно устроится!..

Да.

Единственное преимущество термита перед Габриелем — срок жизни. Термиты не живут долго, вернее, живут много меньше, чем человек. Если бы он и вправду был термитом, то ужас совместной жизни с Марией ограничился небольшим временным промежутком, после чего Габриель со спокойной совестью отдал бы Богу душу. Но в его (человеческом) случае терпеть придется еще очень и очень долго.

…Спустя несколько дней Габриель провожает Марию в аэропорт. Они приезжают за полчаса до начала регистрации, пьют кофе в кафе, дважды фотографируются в автомате моментальной фотографии (одну полоску со снимками забирает Мария, другую — Габриель), покупают журнал «Diseco у interior»[24] для Марии и журнал «Readers Digest» для Габриеля, но самую потрясающую новость Мария приберегает на финал.

— Я чувствую, что главное произошло, — шепчет она ему на ухо возле регистрационной стойки.

— Что такого могло произойти? — недоумевает Габриель.

— Там, внутри меня.

— Внутри?

— Какой же ты непонятливый! Там, внутри, завязалась новая жизнь. То, о чем мы мечтали…

— Но ведь прошло-то всего ничего… Ты не можешь знать этого наверняка.

— Поверь, все так и есть.

— Ну что ты такое говоришь, Мария?! Этого ни один медицинский прибор не определит… Во всяком случае, сейчас.

— Не нужны мне никакие приборы. — Мария явно огорчена реакцией Габриеля. — Я просто чувствую это. Ощущаю каждой клеткой. Есть вещи, которые недоступны мужчинам, вот они и придумали — приборы, тесты, медицинские исследования. А все и так понятно…

Она еще забыла добавить, что является дипломированной медсестрой.

— Я буду отсутствовать недолго. Присмотри за Магдаленой и Фелипе. И веди себя поласковее с малышом. В его возрасте дети очень хорошо чувствуют любовь. И нелюбовь тоже. Ты обещаешь быть внимательным к ним?

— Да.

— И все остальное, о чем мы говорили… Насчет магазина.

— Я помню…

— Я позвоню тебе, когда доберусь до места, и сообщу время и день обратного рейса. До встречи, дорогой.

— Береги себя.

Поцелуй на прощанье не выглядит страстным, но Мария никогда и не прикидывалась страстной. Не старалась казаться более влюбленной,

чем есть на самом деле. Но она выбрала именно Габриеля — по каким-то соображениям высшего порядка — и выбор оказался точным, точнее не придумаешь. Мария изначально знала — он поведется. Подчинится. Примет все как есть, не взбрыкнет, не повысит голоса, не пошлет ее подальше с ее вымороченными семейными ценностями. И кому какое дело, что творится у него в душе и хочет ли он прожить жизнь так, как диктуют ему посторонние?

Марии уж точно никакого дела нет.

Все это чистая химия, обреченно думает Габриель, наблюдая, как Мария смешивается с толпой у эскалатора, ведущего на второй этаж, к терминалу, то, что она проделывает со мной, — чистая химия, никакого другого объяснения нет. Жаль, что химия никогда не была его коньком, и жаль, что он снова забыл спросить Марию о содержимом кувшина.

— …Ты чего такой грустный? —

у таксиста, везущего Габриеля в Город, чудовищный арабский акцент, карикатурная внешность террориста-смертника и при этом — открытая дружелюбная улыбка. Достаточно ли одной улыбки, чтобы влиться в колонию термитов?

— Грустный? Я проводил девушку.

— Свою девушку или девушку просто так?